Что-то тяжелое оттягивало карман и било по ноге. Это был револьвер, который Субейрак, наконец, решился взять у раненого, отправленного в тыл. В нескольких шагах позади лейтенанта шли два солдата, держа карабины на изготовку, как охотники, готовые выстрелить. Какое-то непреодолимое ликование подымалось в душе Франсуа, борясь с тревогой, сомнениями и угрызениями совести. Участие в этой необычной вылазке наполняло его детской радостью. Не так уж часто в повседневной жизни приходится брать с собой двух человек и рыскать в поисках еды по чужим, незнакомым домам!
В опустевшем Ретеле гулко раздавались их шаги.
Субейрак прошел мимо винной лавки, Ставни были сорваны, стекла выбиты. Он вошел. Чье-то резкое движение заставило его схватиться за оружие. Прошмыгнула черная кошка, оба солдата засмеялись. Выложенный плитками пол был усыпан осколками, как будто здесь помещался ярмарочный балаган, где фигурки сбивали не мячами, а бутылками. Люк в подвал был открыт, так же как дверь в квартиру хозяев лавки. Там все было разграблено, криво висели простреленные семейные фотографии. Снарядом разворотило одну из стен, и в проломе сияло заходящее солнце.
В подвале они увидели бочки с вышибленным дном, в нос ударил крепкий винный запах. Чтобы наполнить несколько фляжек, разбили все бочки. На полу валялись стопки старых пожелтевших журналов. Субейрак перелистал их на ходу, издал возглас удивления, взял один из них и, тщательно сложив, сунул в карман. Во втором подвале оказался тридцатилитровый бочонок и бутыль. Офицер велел принести бутыль наверх и решил, что этой же ночью пришлет наряд за бочонком под личную ответственность сержанта. Он слишком хорошо знал своих ребят.
Один из солдат обнаружил литр перно. Он проскользнул за прилавок и стал изображать хозяина лавки. Может быть, он мечтал об этом до войны. Он разлил настойку по стаканам, но воды не было. «Рюмочку перно за Артура!» Оба парня выпили. Франсуа только пригубил и почувствовал, что его мучит жажда. Но они напрасно вертели краны. Только в кухне нашлось немного воды. Субейрак разбавил перно и выпил. Смесь оказалась теплой.
Уже два дня, как из интендантства ничего не привозили. Люди питались чем попало, съедали запасные пайки. Надо было думать о том, что в связи с общим наступлением продукты будут доставлены нескоро. Майор об этом думал, разумеется, но он рассчитывал вытребовать положенное его батальону довольствие у интендантства в штабе полка. Субейрак решил действовать иначе. Он собирался произвести тщательную разведку и затем убедить майора совершить налет по всем правилам в Со и даже в заброшенный Ретель, собрать в батальоне все, что удастся добыть, и потом распределить продовольствие по ротам. Франсуа усмехнулся, представив себе выражение лица «Неземного капитана», когда он изложит им этот план. Молодчина Гондамини! По крайней мере, он не был трусом!
Франсуа миновал несколько небогатых домов. Одни были разворочены снарядами, другие стояли с раскрытыми настежь дверями.
В окно одного домика они увидели скромную столовую. Она одна, кажется, осталась нетронутой, со своим стареньким буфетом, с расписными тарелками на стенах, портретами усатых зуавов и старых дам с шиньонами и с пейзажем, нарисованным на дереве: «Память о Дьеппе». На накрытом столе стояли фаянсовые глубокие тарелки, грубые деревенские стаканы и еще полная суповая миска. Один из солдат собрался было влезть в окно, но Субейрак остановил его, охваченный чувством уважения к этому бедному мирному очагу.
Дверь была заперта. Дом не ограбили, только открыли окно, а может быть, оно распахнулось само. Франсуа притворил ставни, но они снова открылись. Солдаты угадали его желание и накрепко забили ставни булыжниками за неимением молотка.
Франсуа снова пустился в путь. Городок хранил полное молчание, начавшее уже тяготить офицера.
По дороге из Живе в Реймс он заметил за роскошной решеткой сад и статую целомудренной Венеры, грациозно прикрывающей скрещенными руками грудь и живот. Лужайка перед домом была загажена, на зеленой подстриженной траве пламенела под заходящим солнцем красная подушка. Немного дальше, на мраморном балконе Франсуа разглядел дощечку с надписью, наполовину скрытую плющом. Эта нарядная, просторная вилла, построенная в стиле 1925 года, с горизонтальными пролетами окон и дверей и низкой крышей, принадлежала местному врачу, коллеге Дюрру, Франсуа вошел первым. Ворота, как только он толкнул их, раскрылись с таким же лязгом, как и ворота на вольмеранжском кладбище.