Однако, что характерно, по завершении переходного периода в Испании и прочих католических королевствах такие «кабинеты» оказались в подчинении самих монархов. В Англии «тайный совет» возглавляла королева, а позже – «жена короля» Бэкингем. А во Франции исполнительная власть оказалась в подчинении епископа, то есть кардинала. Эта проекция феодальной системы политики на новорожденные государства отражает такие же политические роли Испании, Англии и Франции в европейской политике. Испания – прямое действие, Англия оппонирует ей как оплот протестантов и убежище банкиров – обратная связь, а Франция – удерживает баланс и осуществляет арбитраж.
Теперь можно спуститься уровнем ниже и рассмотреть с точки зрения феодальных политических традиций изменения в политической системе Франции в 1599-1601 годах. Развод Генриха с Маргаритой и женитьба на Марии Медичи – это по своей сути переворот в представительной ветви власти. То есть аналог событий 1992-93 года в Российской Федерации, где президент сначала развелся с Верховным Советом, унаследованным от прежней эпохи, а затем на деньги банкиров «обручился» с Федеральным собранием.
Полнота аналогии заключается и во внешнем вмешательстве в политические процессы со стороны мирового гегемона, и в отказе от прежних принципов формирования политической элиты. Семейство Медичи – не просто «кошелек Ватикана», но и символ приобретения высшего политического статуса за большие деньги, а не за личные заслуги. В политические функции «двора королевы» всегда входили не только связи с ювелирами (будущими банкирами), но и поддержание рыцарских традиций, в том числе менестрелей и прочих поэтов, воспевающих подвиги дворян. Поэтому «свадебный переворот» в Париже 1599-1600– это не просто смена женского «караула», а изменение принципов оценки, влияющих на формирование и деятельность дворянской элиты.
И действительно, если мы вспомним классический роман Дюма, то честнейший Атос, рыцарь без упрека и потомок древнейшего рода, пользуется общим уважением, но не влиянием. Более того, его репутация подорвана браком с алчной авантюристкой. Портос пытается приобрести влияние через женитьбу на «денежном мешке». Арамис через связи при дворе королевы делает карьеру в католической партии. И только д’Артаньян находит продолжение рыцарских традиций в верном служении королю и в его лице новому государству.
Маргарита Валуа формально и по видимости добровольно уходит из «большой политики», сохранив тем не менее статус наперсницы молодой королевы и наставницы юного короля Людовика. При этом ее королевский статус и связь с традицией прежних времен только усиливают ее популярность в столице и в народе, тем более что ее новый «двор» состоит из поэтов и ученых.
Вопрос на аналитическую внимательность – можно ли обнаружить в нашем времени, в российской элите такой же «двор», аналогичный культурному кругу Маргариты де Валуа во времена регентства Марии Медичи? Только нужно сделать поправку на воплощение власти не в династиях, а в институтах власти.
Вообще-то в политике, тем более столь высокого уровня, просто так никто дружить не будет, а только для укрепления своих позиций. Лучше иметь в подругах законную королеву Франции, а не в оппозиции для королевы не вполне королевских кровей, да еще подозреваемой в устранении популярного в народе супруга. Для самой же Маргариты – такая «дружба» - форма самозащиты и возможность оставаться в центре светской жизни.
Если с этой точки зрения посмотреть на президентскую власть в РФ, растерявшую популярность и легитимность к концу 1990-х, то не так уж трудно обнаружить ведущий институт из прошлой советской эпохи, который послужил отдушиной для народа и опорой, если не наставников для преемника. Речь, разумеется, идет о «Первом канале» ТВ с его «старыми песнями о главном» для народа, а также о телеканале «Культура» для культурной элиты.
Маргарита де Валуа умерла в 1615 году, незадолго до скончания «эпохи Владыки». Далее для легитимации власти юному королю пришлось в самом конце эпохи «развестись» с королевой-матерью и убить ее фаворита, олицетворявшего по нашим меркам компрадорскую олигархическую ветвь элиты.
Запас «старых песен» на постсоветском телевидении иссяк тоже где-то к 2008 году. Примерно за год до окончания «эпохи Владыки» также начались поиски новой опоры для легитимности власти, попытки дистанцироваться от ведущей парламентской партии. Прежние либеральные советники, монополизировавшие было право толковать позицию власти, оказались вроде бы не при делах. Так что параллели достаточно глубокие.