***
Весь день лил холодный ноябрьский дождь. Стоял глухой стеной, не позволяя и носу высунуть на улицу. Даже утром было темно и серо. Гулкий ветер залезал в печные трубы и гулял там, не давая малым детям спокойно заснуть в послеобеденный сон. Ближе к вечеру дождь стих. Густые, чернильно-черные тучи скрылись за лесом и небо расчистилось. А перед самыми сумерками, на закате дня, неожиданно выглянуло солнце и окрасило серый от непогоды лес в медные цвета.
В эту пору солнце уже не греет. Воздух на дворе стоял морозный, почти звонкий, предвещал скорое приближение снега.
Макар поёжился в нетопленной избе, прикурил сигарету от газовой зажигалки, железной, тяжелой, доставшейся ещё от отца, накинул ватник и вышел во двор.
— Печь хоть натопить... Холодно, аж кости ломит, — буркнул себе под нос и поднял с деревянных ступенек топор.
Уже два дня печь в доме была нетоплена. Уходил рано утром, возвращался почти за полночь. Топить избу сил уже не оставалось. Оставлял всё на работе. Раз в неделю приходила убираться мать. Сперва мела и мыла полы, потом наготавливала на неделю. После ее ухода дом ещё долго хранил тепло.
Все эти месяцы Макар все размшлял, думал, искал причины ухода жены.
Все эти месяцы Макар размшлял, думал, искал причины ухода жены. И так посмотрит на былой быт, и этак, все не мог понять, причину Иркиного ухода.
Вот и сейчас. Стоит в стылой слякоти в холодных калошах, колет дрова на растопку, а мысли всё не отпускают. Четвертый месяц пошел как ушла Иринка, а сердце всё ноет, всё сосет тоска под ложечкой. Уж сколько раз порывался поехать в Маклаково начистить бугаю Сеньке ржу. Уже и трактор заводил. Но в какой-то момент в голове звучали бабкины слова: "Насильно мил не будешь", и весь настрой исчезал. Что ж навязываться, коль не мил. Выключал двигатель и понуро брел домой.
Солнце незаметно скрылось за лесом. На землю спустились сумерки. В домах зажёгся свет.