- Да, госпожа, - прошептал он. - Ибо, видишь ли, мой друг велел привести тебя к нему. А другой Александр велел мне тебя убить.
- Этого не может быть. Я его верная рабыня, и была ею всегда. Он бы не приказал меня убить. Ты ошибаешься, Гефестион. А теперь, отпусти меня. Мне надоела эта чепуха.
- Похоже, ты права, - ответил он ей. - Порой так трудно их различить. Но в Пелле ты помогла ему убить младенца; ты убедила его съесть детское сердце. Не думаю, что моему Царю нужны твои советы.
- Послушай... - начала было она. Но Гефестион схватил ее за ноги и столкнул с парапета.
Аида почувствовала, как соскользает со стены.
Далеко внизу ее поджидали острые камни, и крики ее эхом разнеслись над деревушкой.
Гефестион, перегнувшись через парапет, наблюдал, как падала Аида - тело по спирали летело вниз, вопли женщины уносил ветер. Она показалась македонцу огромной воронихой, в черных одеждах, развевающихся подобно сломанным крыльям. Он смотрел, как она ударилась о камни, услышал, как оборвался крик, затем увидел, как стая чаек закружила над ней, и их белые фигуры постепенно покрыли собой ее черные одежды.
Отступив, он глубоко вздохнул. Никогда раньше он не убивал женщину, однако не чувствовал угрызений совести. Ее зло было почти осязаемо, и он внутренне содрогнулся, когда прикоснулся к ней.
Он сказал ей правду, по крайней мере, отчасти. Александр признался, что опасается ее и хотел бы, чтобы она умерла - но позже, уже чужим, холодным голосом, приказал доставить ее ко двору. На протяжении двух лет после кровавой бойни при Иссе Александр часто говорил о своих страхах, о темной силе, глодавшей его душу изнутри. Гефестион знал больше тайн своего Царя, чем кто-либо другой, - даже Парменион, который командовал второй Македонской армией и редко виделся с Александром.
Александр доверялся именно Гефестиону, и именно Гефестион мог знать, в какой момент Темный Бог близок к своему носителю. В такие моменты голос Царя становится холодным, глаза - отстраненными. А затем он успокаивался...
Как в ту ночь в захваченном городе Персеполь, когда он повел пьяную ораву факелоносцев, чтобы уничтожить одно из величайших чудес света, великолепно вырезанный из дерева храм Ахура Мазды, в котором хранились работы пророка Зороастра. Гефестион стоял в стороне, пораженный, когда Александр обливал маслом деревянные дощечки, на которых были золотой клинописью записаны слова пророка.
Двадцать тысяч табличек, наиболее сокровенное достояние персидского народа, было уничтожено в ночь бесчинств, пляшущее пламя охватывало деревянные изразцы, веками хранимые под солнцем Персии.
На следующее утро Александр ничего этого не помнил.
Потом была Ночь Копья.
Когда поздней ночью пир в царском шатре подходил к концу, кавалерийский военачальник, Клейтус, спросил Царя, почему тот переоделся в персидские одежды и настаивает на персидском обычае, чтобы его подданные простирались перед ним ниц, целуя землю у него под ногами.
Александр был раздражен этим вопросом, ибо при том присутствовало несколько персов, а Гефестион знал, что, хоть Царь и не любил этого обычая, он старался вести себя как Персидский монарх, чтя их традиции. Но он никогда не требовал от своих македонских офицеров - или от кого-либо из греков - простираться перед ним ниц.
Клейтус был пьян и расстроен тем, что его попросили сесть подальше от места одесную Царя, которое занял персидский военачальник.
Гефестион пытался оттащить Клейтуса подальше от стола, предлагая ему вернуться в свой шатер и проспаться, но старый кавалерист оттолкнул его и заковылял к Царю, крича: "Я служил твоему отцу, зарвавшийся ты щенок, и мне никогда не надо было целовать ему ноги. Будь я проклят, если стану целовать твои!"
Гефестион заметил, как напрягся Александр, и в болезненном ужасе увидел, как глаза у него побелели. Никогда прежде это преображение не происходило на людях, и он подскочил к Царю, отчаянно пытаясь увести его с глаз пирующих. Но было уже слишком поздно. Александр отступил, выхватил копье у стражника и вонзил железное острие Клейтусу в живот. Кровь тут же потекла изо рта старого военачальника, и он упал, а копье вырвалось из его раны. Несколько мгновений сраженный с криками корчился на полу. Затем, с хриплым, прерывистым воплем, умер.
Последовало недоуменное молчание.
Александр моргнул и покачнулся, когда к нему подошел Гефестион и взял его за руку. "Что я натворил?" - вопрошал Александр. - "Милостивый Зевс!" Развернув копье на себя, он попытался наскочить на острие, но Гефестион вырвал у него оружие. Два стражника пришли на помощь, и плачущего Царя вывели из шатра.