Но радости на этом кончаются: что-то внезапно обжигает Газзи лицо и руки, он отчаянно вопит от боли и только чудом не теряет свой дыхательный аппарат. И тут же Игги кричит:
— Акулы, акулы! У них пасти в крови!
Сознание у Газзи помутилось от боли, а вода помутнела от крови. Но сквозь всю эту муть он все равно видит, как в пастях молотоголовых исчезает что-то большое и белое.
И в этот момент внимание огромных хищников обращается к Игги, Газзи и Ангелу. И на сей раз они выглядят не спокойными и равнодушными, а быстрыми, жадными и агрессивными. Оскаленные челюсти сверкают несколькими рядами острых, как бритва, зубов. Хвосты бьют из стороны в сторону, и с каждым толчком акулы все ближе подступают к крылатой троице.
43
Признаюсь, когда в ушах у меня глухо загудело, а перед глазами замелькали всполохи молний, я решила, что это все из-за Клыка. Типа того что «он перевернул мой мир до основания». Или как в журналах для подростков пишут: «Не горят ли звезды ярче, когда он с тобой?» Или: «Не замирает ли у тебя сердце? Не уходит ли в его присутствии земля из-под ног?»
На все журнальные вопросы я без колебаний отвечу: да, да, и еще раз да. Да, уходит, да, замирает, да, конечно, горят.
Вот я и подумала сначала, что все это со мной происходит из-за Клыка. Но быстро смекнула, что Клык тут не больно-то и при чем. А дело все в робиотах-з и их автоматах.
Если вы решили, что история эта про чувствительную влюбленную девчонку подросткового возраста, с шелковистыми локонами, с белозубой улыбкой и БЕЗ крыльев, — ошибаетесь. Это история про меня. А поэтому нельзя и двух глав пролистнуть без того, чтоб на слова «пули» или «стрельба» не наткнуться.
И вот вокруг нас трассирующие пули опять со свистом разрезают воздух.
— Ложись, — кричит Клык, прижимая меня к земле и заталкивая под цементную скамью. На ней уже щербин без счету, и пули бьют рикошетом. Один из цементных осколков задел мне щеку — здорово, наверное, меня разукрасил.
— Так я и знала. Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой, — шепчу я. В ответ Клык только сжимает мне руку.
— Думаешь, они знают, что мы отсюда отправляемся маму спасать? Думаешь, считают, что мы слишком близко к цели подошли?
Высовываемся из-за скамейки. Команда робиотов медленно движется к нам, смыкая вокруг полукольцо. Их всего штук двадцать, но, глядя на них, невольно переосмысливаешь выражение «тяжеловооруженные». Народ на набережной с воплями несется врассыпную. Между нами и робиотами, механически нажимающими на курок вживленных им «Узи», осталась одна только полуразваленная ими скамейка, и они вот-вот, как говорится, прижмут нас к стенке. Вернее, к парапету набережной.
И тут голос подает Макс, военный стратег и лидер:
— Значит так. За нами металлические перила. За ними обрыв и океан. Пятимся назад, ныряем под перила и прыгаем с обрыва. Там сразу вверх, делаем круг и заходим им в спину.
— Отличный план, — шепчет Клык. — А что потом?
— Понятия не имею. Давай, отползай.
Клык в мгновение ока выкатился из-под скамейки и бросился под откос. Я за ним. Кувырок — и я падаю вниз, не раскрывая крыльев. Только бы успеть их раскрыть у самой земли. Только бы мое свободное падение не закончилось на острых прибрежных скалах.
Носок кроссовки чиркнул по валуну и задымился. Но в ту же секунду крылья резко подбросили меня вверх. Идем над океаном на бреющем полете. Делаем круг, заходя назад к концу причала. Лихорадочно перебираю варианты дальнейших шагов.
— Надо столкнуть их с утеса, — говорит Клык, когда мы заходим робиотам в тыл.
Они продолжают надвигаться на скамейку, пуская в нее очередь за очередью, так что бетон уже похож на швейцарский сыр. Стоящая рядом урна изрешечена насквозь, а вывеску, которая прежде о чем-то оповещала, прочитать невозможно. Поэтому я вам даже не скажу, что на ней было когда-то написано и зачем ее здесь поставили. Но что самое главное, железные перила тоже насквозь прострелены и дышат на ладан. По всему видно, что должны рухнуть при первом же прикосновении.
— Надо, — соглашаюсь я с Клыком. — Постой, они почему-то не чувствуют, что нас нет под скамейкой. Разве у них не включены тепловые сенсоры?
— Может, этих запрограммировали только наступать и стрелять. А может, их поставили на дистанционное управление. И тому, кто там кнопки на расстоянии жмет, в жизни не понять, что нас и след простыл.