Лифта нет. Поднялся я на пятый этаж и стою, жду, пока сердце перестанет колотиться. Отдыхаю и думаю: а ведь здесь, на этой самой площадке и был убит Потапов. И стало мне как-то не по себе. Посмотрел я на чисто вымытые каменные плиты, на медные таблички на дверях и пожалел, что не наделена мертвая материя даром речи. Молчат они, единственные свидетели того, что произошло здесь пять дней назад, и никому ничего не расскажут. Жаль!
Позвонил. Открыла мне соседка, узнала (я ее в прокуратуру вызывал), вытерла руки фартуком.
— Заходите, — говорит. — А Катюши нету дома; или вы по какой другой надобности?
— По другой, — говорю.
Впустила она меня, повздыхала, что погода жаркая, водой угостила, а сама так и пританцовывает на месте — не терпится ей узнать, зачем я пожаловал. Стоим мы в передней друг против друга и лицедействуем: она любопытствует, при внешнем полном равнодушии, а я отшучиваюсь и в то же время осматриваю прихожую. Хоть и не был я тут ни разу, но знакома она мне — вот справа тумбочка стоит, вот над ней полочка с телефоном.
— Можно, — говорю, — позвонить?
— Пожалуйста. Звоните на здоровье. Я сейчас свет включу, темновато у нас здесь.
Набрал я первый попавшийся номер, а сам спрашиваю, как бы в шутку:
— А не сорвется ваш телефон с этой вот полки?
— Зачем же, — отвечает. — Она у нас прочно прибита. Почитай лет десять держится.
Сами понимаете, что номер, по которому я звонил, оказался занятым, и пришлось мне с телефоном повозиться еще минут пять. За это время я, будто между прочим, уточнил, что полочка, насколько соседка помнит, ремонта не требовала, и уж во всяком случае за последнюю неделю к ней никто с этой целью не прикасался.
— Хорошо, — говорю. — Если позволите, я запишу все это.
— Пожалуйста...
А у самой вид встревоженный. Всегда почему-то людей беспокоят самые простые вещи, и склонны они видеть в них какую-нибудь тайну. Сами себя заинтриговывают.
Только оформил я все как следует, вошла Катя. Остановилась на пороге. Брови вскинула не слишком дружелюбно.
— Вы?
— Здравствуйте, — говорю. — Я к вам ненадолго. Разрешите?
Пожала плечами и, не глядя на меня, пошла к своей двери. Отперла, пропустила меня, вошла и села на стул. В окно смотрит. И все это молча. А в руках продолжает авоську держать — хлеб там уложен, лук, пакетики всякие: из магазина, наверное, вернулась.
Молчим.
Ладно, думаю, подождем, пока ты остынешь. Стал осматриваться. Комната маленькая, но какая-то очень чистенькая, ухоженная. У двери — половичок. На кроватях белейшие покрывала с острыми складками. Шкаф с зеркалом. В нем стена отражается с висящей на ней фотографией Акимова в военной форме и какой-то грамотой в рамке.
— Ваша? — спрашиваю.
— Толина. За целину.
Вот как? — думаю. Мне об этом ничего неизвестно. И Мария Федоровна не докладывала... Зацепился я за эту грамоту и кое-как расшевелил негостеприимную хозяйку. Поговорили с ней о целине; рассказала она, что был там Анатолий во время службы в армии — помогал убирать урожай; перешли на телефон — в той связи, что, мол, не чинил ли работящий Толя полочку; выяснил, что Катя о полочке ничего не знает.
— А мама ваша где? — спрашиваю. — На работе?
— Мама?..
Посмотрела она на меня и тихо так говорит:
— Маму в больницу отвезли. Сердце... Плакала она очень... После Толиного несчастья... Ночью сегодня и отвезли...
И губу закусила. Потом повернулась ко мне и говорит еще тише:
— Вы ведь по делу пришли? Спрашивайте.
И смотрит на меня строго. Ждет.
Врагу бы не пожелал я такого вот положения, в каком сам очутился. Очень неприятное положение. Пришел в дом, где вслед за одной бедой вторая свалилась, и должен по обязанности своей служебной допрашивать эту вот девушку, которая если и не плачет, так только потому, что стыдится показать себя слабой перед чужим и к тому же враждебно настроенным, как ей думается, человеком.
— Екатерина Степановна, — говорю. — Выслушайте меня, пожалуйста. Пришел я, конечно, по делу, но положение я ваше понимаю и не собираюсь...
— Не надо, — говорит. — Спрашивайте лучше... У меня совсем мало времени. Передачи вот... Толе и маме... Спрашивайте.
— Добро, — говорю.
Быстро, как мог, записал все, что она рассказала мне о полочке, дал ей подписаться.
— Всё? — спрашивает.
— Нет, — говорю. — Можете вы тихонько, без особой огласки, позвать сюда двух человек? Из тех, что не станут болтать — и так ведь, небось, в доме разговоров хватает. Так вот, вы таких пригласите, которые к вам хорошо относятся. И, кстати, дайте мне клещи. Найдутся они в вашем хозяйстве?