— Найдутся... Толины... Я из соседней квартиры Анну Ивановну приглашу. И мужа ее. Они пенсионеры. Можно?
— Можно, — говорю.
Убежала она, а я стал грамоту рассматривать. Заодно и стол оглядел, где в обычное время гирька лежала. Теперь стопка бумаг вместо нее прижата пресс-папье. Отдельно листок лежит — расписание приема передач в тюремной канцелярии. Да, нелегко ей приходится, бедняге.
Вернулась Катя с пенсионерами, объяснил я им, что от них требуется, и под надзором всех троих, а в придачу и любопытствующей соседки, осторожно выдрал из стены два гвоздя, которыми была прибита полочка для телефона. Обставил все нужными процессуальными формальностями, упаковал особым образом гвозди и, отпустив понятых, вернулся в комнату.
— Вот и все, — говорю. — Спасибо, что помогли. Не разрешите ли мне заодно забрать у вас эту грамоту?
— Берите... Может быть, она Толе поможет...
Может быть, думаю. Хотел бы я, чтобы это было так. Спрятал грамоту в портфель и откланялся.
В прокуратуре встретил Пеку.
— А я, — говорит, — только что от эксперта. Со вторым заключением. Пишет, что в данном случае удар кулаком в область шеи не мог привести к смерти. Головой ручается. Такие дела.
6
В тот же день вызвал меня к себе помощник прокурора с докладом по делу Акимова. Выслушал и морщится, как от зубной боли.
— И чего вы тянете? — спрашивает. — Материал собран достаточно полный, приступайте к составлению обвинительного заключения. Напрасно мудрите, товарищ Оленин.
— Так, — говорю. — Спорить не намерен. Встретимся у прокурора.
Вышел из кабинета и едва сдержался, чтобы дверью не грохнуть. Эк, думаю, все у него быстро — раз, раз!
Минут через десять приглашают к прокурору.
Доложили мы прокурору каждый свое, отпустил он помощника, выдал мне очередную папиросу и спрашивает:
— Объясни мне, Сергей, без чинов и формальностей, почему затягиваешь следствие? Я на тебя не давлю, но учти — делом Акимова интересуются в прокуратуре города.
— Знаю, — говорю.
— Я тебя как старый друг спрашиваю, а не как начальник: не ищешь ли ты, брат, сложностей там, где их нет?
— Нет. Посуди сам. Акимов не из той породы, что запираются ради запирательства. Да и принципиально не так уж важно, чем он там ударил — гирькой или кулаком. Свидетелей не было, а значит никто и не докажет, что драка была затеяна с заранее обдуманным намерением убить. Косвенные же наши улики суд сочтет недостаточными для квалификации действий Акимова, как действий с умыслом...
Похмыкал прокурор.
— Всякие, — говорит, — случаи встречаются. Разные причины.
— Золотые, — отвечаю, — слова. А посему я и намерен заниматься этим случаем. Из-за причин. Пока не установлю мотивы драки, пока не уточню все детали, за обвинительное заключение не возьмусь. Совесть не позволит... Закон мне дает еще двадцать четыре дня, и я их использую. Точка!
Вздохнул.
— Действуй, — говорит.
7
Итак, что же кроме интуиции Марии Федоровны и грамоты за работу на целине свидетельствовало в пользу Акимова? Некоторые бытовые частности. Раз. Упорство, с которым он стоял на своей позиции. Два. Что еще? Характеристика из полкового штаба, прибывшая с неожиданной быстротой. Даже не сама характеристика (в ней все было причесано на прямой пробор), а письмо, приложенное к ней неведомым мне майором Пятаковым.
«Уважаемый товарищ следователь! — писал майор Пятаков. — Извините, что обращаюсь к Вам не в установленном порядке, но надеюсь, что Вы поймете меня правильно. Анатолий Акимов более года служил в моей роте, и с моей стороны было бы непорядочным не написать Вам о нем несколько слов. Я не знаю, в чем его обвиняют, однако не побоюсь сказать, что по всей видимости в его деле произошла какая-то ошибка. Младший сержант Акимов по заслугам считался у нас в части передовым воином; он удостоен отличия — снят со Знаменем полка, что, как Вам, вероятно, известно, является особой честью для воина. Поощрен он также за то, что зимой, в жестокий мороз, спас на тактических учениях своего командира, упавшего по неосторожности в полынью. Младший сержант Акимов, не раздумывая, бросился в ледяную воду и вытащил офицера на берег, хотя при этом сам очень сильно обморозился и лежал около двух месяцев в госпитале...»
Письмо кончалось так: «Если понадобится, я готов приехать в Москву и выступить свидетелем в пользу Акимова. Данное письмо я заверяю в штабе, чтобы Вы могли его использовать, как мое официальное свидетельство. С уважением. Член КПСС с 1941 года, майор Пятаков Прокофий Николаевич».