В стойбище мы прибыли под вечер. Пока наставник медленно правил вдоль берега, я рассматривал вогулов. Бедно тут, конечно. Домишки маленькие с земляными крышами, местами даже просто землянки или шатры из шкур. Но народ ничего так, все в обувке да в одежке добротной, кожаной. Детишек много бегает. Вздыхаю завидуя. Хорошо им при живых мамках-то.
— Опять живи хорошо, Иван Дмитриевич, — поприветствовал нас встречающий вогул, едва мы пристали к мосткам.
— Пайся, рума Елгоза, — степенно ответил наставник. — Заехал вот к вам, по дороге на Сосновку. Как тут у вас дела? По моему вопросу новое что есть?
Ответить Елгоза не успел. Над головой раздался свист, хлопок, и нас накрыло облаком пыли.
Я уткнулся в колени, боясь глубоко вдохнуть. Рядом кашляли. На берегу что-то кричали. Судя по тону — ругались. Глаза слезились. Нос чесался.
— Да что тут такое творится? Снова духи или еще напасть какая?
Когда я наконец-то протер глаза, пыль уже осела. Первое, что заметил, был яркий, блестящий бок цеппелина над лесом. Непростого, видно, цеппелина, с гербом и вензелями на гондоле. Он уходил прочь, то и дело меняя направление.
«Это они что, бомбу, что ли, бросили? Зачем?» — подумал я.
Перевел взгляд на стойбище. Все цело, не порушено. Серое только от пыли.
— Ненпыг! Никак не уймутся! — зло прорычал Елгоза, грозя кулаком вслед цеппелину. — Вот я ваш небесный пузырь прострелю!
— Не вздумайте по ним палить. Строгановы не простят, стойбище вырежут. А с этими шалопаями я помогу. Вернусь только и поговорю с Николаем. Он человек здравый, быстро урезонит родственников, — посоветовал Иван Дмитриевич.
Он закашлялся, поправил картуз и спросил:
— Что они еще тут успели натворить?
— Оленей пугали. Калданки уводили. Да грязь вот кидали, как сейчас. Подкрадутся под колдовством своим, напакостят и потом показываются. Для смеху, наверное, и куражу, — ответил, успокаиваясь, Елгоза.
— Ничего. Потерпите немного. Найду на них управу, да и от барона откуп будет.
— Ну, коли так, потерпим. Только ты это, не пропадай до осени, как в тот раз. Я людям-то объясню, да только не одним нам они насолили. Кто-то и сорваться может, — попросил вогул.
— В этот раз надолго и не хотел. Вот Степана надо к тайге приучить. Месяц повожу, и вернемся, — сказал наставник, кивнув в мою сторону.
— А что за народ такой вогулы? — спросил я Ивана Дмитриевича на следующий день.
Мы снова плыли вверх по течению. Река с каждым часом становилась уже и быстрее.
— Хороший народ. Живут тут испокон веков. Охотятся, оленей пасут, рыбу ловят. Не смотрите, что с виду дикари. Мудрости у них много. Потерянной нами мудрости, — ответил наставник.
— И какой же мудрости-то? Как медведя завалить? — удивился я.
— А хотя бы и так. Они считают медведя родней. Просто так не убивают, как некоторые трофея ради. И духи им родня. Ведь и у нас были духи, давным-давно, когда у людей еще и магии никакой не было. А сейчас они где? Только в сказках и остались. Считайте, что, изучая вогулов, мы узнаем, как жили наши предки.
Наставник что-то углядел впереди, сбавил ход и вскоре свернул в боковую протоку. Берега тут совсем близко, русло извилистое да камышом поросшее, пришлось замолчать.
Мы около получаса петляли, уворачивались от низких веток, и вот, наконец, вырвались на открытое место. Ну как открытое. Небольшое озерцо. Но широкая вода и низкие кусты по дальнему краю давали ощущение простора. Солнце клонилось к закату, а небо отливало какой-то запредельной, почти ночной синевой. Толкатели стихли, и стало слышно щебет птиц и шорох ветра по кронам.
— Какая красота! — не выдержал я, вдохнув полной грудью лесные ароматы.
— То ли еще будет, — улыбнулся наставник. — Места тут диво как хороши. Мы еще с вами в горы заберемся, увидите. А сейчас берите весло и помогайте.
Калданку мы до сухого так и не дотянули. Да и неважно, течения нет, камыши плотно держат, не уплывет. Вот только пришлось разгружаться как есть. Брести с поклажей по грязи, а потом еще и на крутой берег карабкаться. Устал, сил нет. Наставник как поднялся со мной первый раз, указал поляну под лагерь, так и ушел куда-то.
Стемнело, а костра развести я не смог. Трут не хотел заниматься. Отсырел, наверное, или я что-то не так делал. Сел, привалился к дереву и стал ждать.
Ночью в лесу страшно. Даже при полной луне. Я прикрыл веки и обратился к дару, оглядываясь окрест. Примечал, что в этот момент чувства пропадают и приходит спокойствие. Перед внутренним взором пустота, ни золота, ни серебра, ни минералов каких. Даже меди и той нет. Пока сидел, задремал.