Суетный день выдался: с утра Ульянка обежала двор с иконой да свечой, бормоча молитву, обошла колодец, капнула туда воск. Нарвала крапивы — благо обильно растет по забору — охапками разложила на всех порогах. Изба наполнилась запахом травы, напившейся солнцем.
Осталось только на речку сбегать. Захватила золы — ребячьи портки заодно прополоскать.
Посмотрела Варвара вслед дочери, перекрестила: славная выросла, работящая, трудно без нее будет, коли скоро замуж выскочит.
Речушка Азовка недалече, за нижними огородами, протекает, только спуститься с косогора. Ульянка остановилась, полюбовалась сверкающей слюдяной поверхностью воды, заметила девок, бьющих белье, ускорила шаг.
Течение Азовки бойкое, грязь быстро сносит — можно встать где угодно. Далеко не пошла. Поприветствовала всех, стала белье мочить да золой натирать.
Между делом нарвала высокой крапивы, дружно она у воды поднялась, сок так и брызжет. Охапка получилась пышная. Руки пощипывало — говорят, полезно для здоровья.
Развернула платок, достала иконку и свечку — девки притихли. По спине Ули пробежал холодок: неужто ведьмы? Их среди обыкновенных женщин не распознать.
Между тем бабы и девки стали собираться. Уля поднесла ладонь козырьком к бровям, прищурилась: нижние юбки у всех были мокрые, прилипли к телу. К ужасу, увидала она очертания коротких хвостиков — ведьмочки совсем молодые, природные. А невольных, тех, кто черную силу при передаче получил, труднее распознать, явных примет нет.
Трясущимися руками зажгла свечку, подняла образ со святым угодником, забормотала молитву. Нечисть кинулась бежать, подхватив лоханки с неотжатым бельем.
«Плохо. Зло теперь затаят, что я их увидела, — расстроилась Ульянка. Воск мутными слезами капал на место спуска коров к реке. — Лишь бы матушка не узнала, огорчится».
Погода установилась ласковая. Весна обрамила все зеленью. Агатовые сосны размахивали широкими ветками приветливо, прогоняя легкий ветерок.
Сговорилась Ульянка встретиться со старшей сестрой. Она замужем за кузнецом, вот-вот ребеночка родит. Матушка напекла шанежек — пусть девки погуляют, молочка попьют да полакомятся, посидят да поболтают. Пока дел особых нет, до страды далеко.
Уля любила такие посидушки. Сестра — почти ровесница, да баба замужняя — рассказывала о своем житье-бытье, учила ее женским премудростям, парни-то засматриваются на Ульянку: рослая, чернобровая, с ровным румянцем, улыбчивая, руки сильные, грудь высокая.
Да ни они одни погулять вышли. Встретились знакомые девки с соседней улицы, разговорились с ними, посмеялись. Ушли те вскоре — налетели вместо них сороки, кружить стали и стрекотать, а Маланье плохо сделалось: живот скрутило, согнулась, а разогнуться не может. Побежала Ульянка за матерью. Вернулись, а Маланья ребенка скинула, лежит бледная, ни кровиночки в лице, зато кровища под ней! Руки-ноги раскинула, глаза неподвижно в небо смотрят. А сороки как пропали.
Страшно закричала мать. Стала волосы седые рвать, биться о землю.
Ей откликнулись и жутко захохотали ведьмы.
— Погубили! Будьте вы прокляты! — мать стояла на коленях, обхватив ноги Маланьи. Потом сняла фартук, завернула синего ребеночка, стала баюкать. Сладковато-приторно пахло кровью.
Ульяна закрыла глаза, подняла голову к небу, кулаки сжала. Что шептала она — неведомо, но лицо изменилось, посуровело. Улыбаться перестала — ямочки на щеках пропали.
Схоронили Маланью с дитем тихо. Почернел отец. Тронулась рассудком мать: завернет полено в платок и качает, внучка представляет. Дементий, вдовец, замолчал, спать перестал, в работу кинулся, стук-перестук по деревне всю ночь из кузни слышался.
Ульянка уверилась: надо идти к Хозяйке. Да родители против — боятся за нее: неизвестно, как поведет себя Малахитница. Своевольная она. Девок не шибко привечает, парней любит, им не отказывает.
Решила Уля повременить, пока мать в себя придет, да за ведьмами последить. Мысль запала ей: извести их самой.
Вспомнила рассказы баушки об особом говоре нечисти, словечках особенных. Стала прислушиваться, по улицам проходя. Через шесть изб услышала, что баба мужику своему говорит:
— Поди принеси одион лопату и другиан вил.
Видит через щель: несет муж ейный одну лопату и пару вил. Смекнула: по-ведьминскому говорит, а мужика подчинила, зельем привязала, как мертвяк ходит, и глаза неподвижные.