«Пришел, значит, ведьмак он! Это точно, — загоревала Ульянка. — Не обманула Малахитница». Но Еремею виду не подала, разрешила проводить домой.
Смелой, но простодушной и слишком честной была Ульянка, где ей ведьмака провести.
Почуял он, что отваром медным от нее несет. А прощаться стали, за руки ее подержал, заметил ржавчину на пальцах.
Огорчился Еремей: больно нравилась ему эта голубоглазая высокая девица с широкими бедрами — хорошая мать получилась бы. Но проучить ее надо, чтобы не совала нос в чужие дела, не нарушала установленный им порядок в деревне.
Да и не делал он ничего плохого, просто хотел уважения и власти. Вот вылечил корову — слава пошла о нем: врачевать умеет, а то, что он сам порчу навел, — знать никому не надо.
В Иванову ночь, на 7 июля, ведьмы становятся особливо опасными, но не все об этом ведают. Разве все знать возможно? Вот и Ульянка не знала. Раньше баушка предупреждала, матушку учила, а та болеть головой стала в последнее время, все хозяйство на дочке, куда той за всем уследить. А надо было крапивой-защитницей запастись да уложить ее вместо старой под порог, под окна да развесить по углам и дома, и в сараях для животины.
Услыхала Ульяна возню в скотнике, страшно было, но пошла смотреть и обмерла: ведьмы вымя корове волосом обвязывают. Метнулась назад. Но успели они схватить девку за косу, втянули в сарай, стали скалиться и царапать ее корявыми ногтями, толкать от одной к другой, раскручивая, чтобы умом тронулась. Закружилась голова от знакомого запаха крови, споткнулась Ульянка о тележную ось — вспомнила, что ведьм ею бить нужно, приговаривая: «Раз!» Стала обороняться, ударять их, почти отбилась. Совершила ошибку:
— Раз! — крикнула, задев самую злую и бойкую ведьму по плечу.
— Два! — попала по голове.
А «два», по поверью, говорить нельзя! Начали ведьмы ломать Ульяну, силу почувствовали от ее промаха. Не смогла долго девка сопротивляться, раны болели, платье кровью пропиталось. Боль захолонула — упала, с жизнью прощается. Услышала только, как коровушка горько вздыхает и сеном хрустит.
В это время мимо проходил Еремей, отбил Ульянку, неживая она уже была — вернул ей душу, ухватив за тоненькую ниточку. Всю ночь обтирал отварами пахучими, лечебными, чтобы синяки сошли и раны затянулись.
Не знала она, что не случайно он на помощь пришел, схоронился за сараем, наблюдал за расправой. Не ожидал, что ведьмочки молодые в раж войдут, забивать насмерть будут — просил же попугать только девку.
Пока спала Ульянка от настоя сон-травы, наказал Еремей ведьмочек под утро: вынул глаза им — заставил по полю ходить — потом на место вставил, чтобы знали, кто за них куда смотрит и думает.
Вернулся в избу, достал новый настой, секретный, еще раз протер Улю. От ран оставались царапины. Окончательно и они затянулись, рубцов не осталось.
Ульянка поступок Еремея оценила: спас он ее, изломали бы ведьмы, не собрали бы косточки ей. Любимый сидел возле нее всю ночь. Утром проснулась целехонькая, ни одного синего пятна на теле, ни царапинки. А в душе — трещина.
— Спасибо тебе, Еремеюшка! Матушка бы испугалась, не в себе она после смерти Маланьи. Хочу я тебя отблагодарить… Видела я давеча Полоза, проследила за ним…
Сверкнули глаза у красавца Еремея: путь Полоза вел к золоту, а желтый металл — к власти. Молодец, Ульянка! Хорошая подруга будет, умная и смелая, верная…
— Покажешь дорогу? — ласково и вкрадчиво прошептал Еремей, проведя внешней стороной ладони по контуру лица девушки. Подивился нежной коже, черным шелковым бровям. Затрепетали ресницы, раскрылись губы… Не удержался парень, поцеловал Ульянку.
Вспыхнула девка, отпрянула, а в животе что-то заколотилось, застонало.
— Прости, Ульяна. Люба ты мне. Найдем лежбище Полоза — сватов пришлю…
Тянуть не стали — пошли. Думал Еремей, что Ульянка замуж торопится, да прогадал: повела она его к Азов-горе, не к Полозу. Плакало все внутри у нее, сердце холодным комочком свернулось, в замочек превратилось, а ключик выбросила, чтобы соблазна не было на попятную пойти.
Пришли к роднику, где в прошлый раз она сидела, Хозяйку ожидаючи. Попили воды ключевой, вкусной, через многие камни пробежавшей, на них всю грязь сбросившей. Была она такой холодной, что зубы заломило, закружилась голова, в глазах потемнело.