-- Я сейчас, -- засуетился он, вставая из кресла. -- Вы пиджак и галстук снимите, -- снисходительно заметила она, -- так вам будет удобнее. Он смущенно кивнул и завозился с узлом галстука. Она следила за его движениями, странно улыбаясь. Затем тоже встала и сделала неуловимое движение. Черное вечернее платье мягко скользнуло на ковер; она оказались перед ним практически голой. Только узенькие кружевные трусики на загорелом теле. И в них она казалась более раздетой, чем на самом деле. Он ошеломленно сглотнул слюну. -- Кажется так пациентка должна предстать перед доктором? - она явно упивалась произведенным впечатлением. -- Не обязательно, -- хмуро буркнул он, -- у меня не обязательно. А вы кем работаете? -- спросил он первое, что пришло в голову, -- лишь бы не молчать. -- Я? -- она засмеялась. -- У меня хороша работа, Дмитрий Иванович, -- подруга большого человека. Он там остался. Вы не волнуйтесь -- сегодня уже не придет. Успел набраться, козел старый: горе у него -- племянница в больнице. Она тряхнула головой, и ее тяжелые волосы медного отлива блестящей волной упали ей на грудь, скрыв одно из мягких больших полушарий. -- Нужно раздеваться или нет, выяснять уже не будем. Прошу! Она легла на диван, вытянула ноги и закрыла глаза. Он присел рядом и привычно провел ладонью над этим красивым загорелым телом. И не ощутил ничего. Оно было прохладным и чистым, это молодое здоровое тело, нигде не ощущалась знакомого жара. -- Я у вас ничего не нахожу, -- хриплым голосом сказал он. Лика открыла глаза и улыбнулась: -- Разве? А это? -- она вдруг схватила его ладонь обеими руками и прижала к своей груди. Его пальцы глубоко погрузились в мягкое и упругое одновременно, он почувствовал, как в голове застучали молоточки. -- Это как? Он сердито вырвал руку. -- Не хотите? -- она привстала и, опираясь на руку, насмешливо смотрела на него. -- А может не можете? Мне говорили, что все экстрасенсы -- импотенты, но я не верила. Теперь вижу... Может вам порнушку по видику крутануть -- моему козлу помогает... Панов ощутил, как сперло в груди. Незнакомое чувство, дикое и пугающее, овладело им; он уже не в силах был ему противиться. Он взмахнул рукой, и она со стоном упала на диван. Он не прикоснулся к ней; руки его были далеко от ее тела, но в то же время он ощущал, что держит ее, грубо и властно. Он двинул левой рукой, и она, томно застонав, развела ноги. Ладонь его скользнула над белым кружевным треугольником, и он вдруг физически ощутил, как его тело, упругое и горячее, вошло в нее, такое же горячее, но мягкое. Он стоял над ней, вытянув руки, слегка поводя одной ладонью в воздухе, а она мычала и металась на диване, захлебываясь в сладких стонах. А он, уже не в силах остановиться, не давал ей роздыха, входя в ее тело все глубже и быстрее. Она извивалась внизу, под его руками, не открывая глаз, слепо ловя его руки своими, и не в силах их поймать. А он все убыстрял и убыстрял свои движения, и вот она закричала, громко и протяжно, судороги побежали по ее ставшем мокрым телу; она обмякла и затихла. Он тяжело опустился на ковер рядом с диваном. Его трясло и шатало от усталости и того, что он только что видел. Все ушло, осталось лишь опустошение... Очнулся он от прикосновения влажного к руке. Она стояла рядом на коленях, осыпая поцелуями его руку. Слезы бежали по ее лицу. -- Милый, милый, -- бормотала она, не переставая целовать руку, -- прости меня, прости... Я... Ты только скажи. Я все... Все, что захочешь... Ему стало противно. Брезгливо выдернув руку, он вскочил, схватил валявшийся на кресле пиджак и выбежал из комнаты. Вслед ему что-то кричали, но крики эти отрезала тяжелая стальная дверь, мягко защелкнувшаяся за его спиной... 5.
Лысоватый тощий человек с не запоминающимся лицом сошел с крыльца громадного кирпичного особняка. Водитель большой черной машины услужливо распахнул перед ним дверцу. -- В клинику! -- отрывисто сказал лысоватый, усевшись, и водитель в ответ торопливо кивнул. Дорогой хозяин кирпичного особняка молчал, и хотя это было обычным делом, в этот раз водитель уловил в этом молчании нечто угрюмое, мрачное. Поэтому он тоже не позволил себе ни одного замечания в адрес слишком долго стоявших перед светофором других машин, а также их лихих проскоков на красный свет и прочих дорожных шалостей. В клинике его хозяина ждали: едва автомобиль замер у входа в административное здание больничного двора (постороннему транспорту въезд в этот двор был запрещен, но водитель даже не обратил внимания на этот дорожный знак), как к нему подошел коренастый человек в белом халате лет пятидесяти -- главный врач клиники. Он сам проводил гостя на второй этаж -- в свой кабинет. Приказав секретарше никого не пускать, он осторожно притворил за обоими изящно обитую искусственной кожей дверь. -- Ну? -- спросил гость, когда они уселись на диване. Главврач развел руками: -- К сожалению, и второе обследование все подтвердило. Ничего сделать нельзя. Злокачественная опухоль, неоперабельная. -- Почему? -- Слишком большая. Фактически у ребенка поражена вся печень. Метастазов нет, но это дело не меняет. -- И что, ничего нельзя сделать? -- Теоретически -- да. Пересадка печени. Но это нереально. -- Почему? -- Ей осталось от силы три-четыре недели. За это время подходящего донора найти невозможно. Даже теоретически. -- А если я найду? Хозяин кабинета поднял взгляд на гостя. С минуту они молча смотрели в глаза друг другу. Затем хозяин также молча опустил глаза долу. -- Если даже и так, -- наконец вымолвил главврач (голос его стал хриплым), -даже если и так... У нас нет никого, кто сумел бы сделать такую операцию. -- Я не пожалею денег. Слышите! -- голос гостя зазвенел. -- Сколько скажете, столько и заплачу. Назовите вашу цену! Хозяин кабинета покачал головой. -- Дело тут не в цене. У нас в стране никто и никогда таких операций не делал. Пересаживали только почки -- и то взрослым. Это же гораздо сложнее, просто неизмеримо сложнее. Такую операцию надо готовить минимум несколько недель. -- А если побыстрее? -- Побыстрее не получится. Ребенку всего шесть лет. Я не слышал, чтобы такие операции даже за границей делали, а там опыта на этот счет -- не нам ровня. Она просто умрет на столе. Зря только будем ее мучить. -- А если попытаться за границей? Хозяин кабинета покачал головой. -- Почему? -- Там никто не возьмется за это... С вашим донором, -- тихо вымолвил главврач, быстро глянув в глаза гостю. - Можно попробовать поискать, но это несколько месяцев. У нас нет столько времени. Гость еле слышно застонал. -- Но почему, почему это обнаружили так поздно?! - воскликнул он, ударяя кулаком по колену. -- Кто в этом виноват? Скажите, кто? -- Никто, -- хозяин кабинета снова покачал головой и повторил: -- Никто. Рак такая болезнь, что обнаруживают ее, как правило, поздно -- на ранних стадиях она никак не проявляется. А рак печени вообще "ловят" только случайно. У детей, к тому же, он практически никогда не встречается. Это уникальный случай. -- Ладно, -- сказал гость после некоторого молчания, -- если врачи бессильны, может пойти к другим? Есть же эти экстрасенсы, гипнотизеры и как там их еще. Газеты много о них пишут. И я одного знаю... Только он, к сожалению, не лечит...
-- Пишут много, -- еле заметная улыбка тронула губы главврача, -- я тоже читал. Только я не знаю ни одного достоверного (на последнем слове он сделал ударения) случая излечения ими злокачественной опухоли. И коллеги мои не знают. Тем более на такой стадии. Из вас вытянут деньги, будете мучить ребенка... В кабинете опять на короткое время установилась тишина. -- Но что же мне делать, что? -- вдруг горестно сказал гость, и главврач поразился, бросив взгляд на его лицо. Он никогда прежде не видел это сильного человека, которого он к тому же побаивался, таким. -- У меня никого кроме нее нет! И у нее, кроме меня. Брат с женой год назад погибли в этом проклятом самолете, осталась одна Вета, а теперь и она... Почему? А? Хозяин кабинета промолчал. Он много раз слышал этот обращенный к нему и не к нему одновременно вопрос и знал, что на него человек ответить не может. А тот, кто может, всегда молчит... -- Так. Что теперь? Главврач изумленно глянул на гостя. Голос его был твердым и жестким, как прежде, и сидел он перед ним такой же, как и раньше, -- сильный и уверенный в себе. -- Лучше ее, конечно, отсюда забрать. Хотя мы и отдельную палату для нее, как вы и говорили, сделали, все-таки... Хосписов у нас пока нет, пусть лучше она дома... Наймете сиделку, лучше всего медсестру, чтобы обезболивающий укол вовремя делала. Все. -- Я хочу, чтобы с ней был врач. -- Пожалуйста, -- пожал плечами хозяин кабинета. -- Ваш врач, из клиники, -- жестко сказал гость. -- Которого она уже знает, к какому привыкла. Чтоб он жил у меня все эти... -- гость запнулся, но тут же выправился, -- недели. Чтобы от нее не отходил. -- Ну, -- главврач замялся, -- это лучше кого-нибудь из одиноких, -- он задумался, -- пожалуй, Комарова. Она девочкой постоянно занималась. И семьи у нее нет. -- Пусть будет Комарова, -- гость встал. Встал и главврач. -- Вы с ней поговорите или мне? -- Вы ее начальник, вы и объясните. Вот, -- гость вынул из внутреннего кармана пиджака две пачки купюр, перетянутых посередине бумажной лентой. -- Одна вам, другая -- ей. Через полчаса, чтобы девочка и эта были в машине. Я подожду. -- Все сделаем, -- хозяин кабинета осторожно взял пачки из рук гостя, бросил их в карман белого халата и засуетился, провожая лысоватого к дверям. -- Мы мигом. -- Леночка! -- крикнул он секретарше, выходя в приемную, -- позвони в детский, и чтобы Комарова через минуту была у меня. А я сейчас. И он отскочил в сторону, пропуская гостя вперед...