— Тра-тат-та-та-та! Тра-та-та…
— Дите, — умилилась Зина. — Ему б играть, а тут серьезная задача.
Они копали, когда пришел угрюмый человек в ботинках с обмотками, которые им были видны на нем лучше всего из их траншеи. Он принес два лома, неодобрительно покосился на результат их усилий, взял колышки с бечевкой, натянул и прорыл в траве новый контур, слабо проступивший из-за почти одинакового цвета почерневшей от ночных морозцев травы и сухой бурой земли. Бросив колышки на прежнее место, человек ушел, так ни слова и не обмолвившись.
— Кто это? — спросил Славик.
— Старшина, — отвечает за наш участок, — пояснила Пана.
Она с Зиной взялась за ломы, да так, что Аля со Славиком едва успевали выбирать за ними землю. Траншея быстро углублялась. Так заработались, что не заметили время обеда. Славик взмолился:
— Пошли есть! Или уморить хотите бедного ребенка?
Столовая была чуть поодаль от казармы, просто низкий барак, хорошо видный днем. А за ним еще домик, неказистый, но кирпичный.
— Уж не баня ли там? — с надеждой вглядывалась Зина.
— Кухня это, а о бане не мечтай, разбомбило ее.
— Когда?
— До вас. По ошибке.
После обеда Зина, не выпускавшая из рук лома, вдруг села на бугор земли у окопа и заплакала:
— Не могу больше терпеть, помираю…
— Где болит? — подошла к ней Пана, отирая высокий взмокший лоб.
— Ой, весь бок и живот в колотье…
— От этой «ломовой» работы, — авторитетно заявил Славик, беря у Зины лом.
Пана побежала к казарме. Славик с Алей уложили Зину на свои одежды, надели на нее жакет, повязали платок. Слезы так и лились из-под прикрытых век Зины.
Подкатила полуторка, с подножек спрыгнули Яша и Пана.
Присев около Зины на корточки, Яша определил:
— Аппендицит. Поехали, роднуша, спасаться. — И, обхватив ее за талию, повел к машине. Вскочил в кузов, крикнул Пане:
— Без происшествий чтобы! Ждите.
Славик, стоя у кабины, говорил:
— Зин, я с тобой…
— Нет, нет, нет! Паночка, ты положительная, пригляди за моими.
У Али мурашки по спине, вспомнила, как ей стало плохо от крошечного разрезика на ладошке, а тут операция! Вот и у Славика глаза испуганные. Но никому ни слова. Поднял Зинин лом и стал отламывать землю у стенки окопа.
Часа через полтора вернулся Яша, да не один, а с модно одетой, красивой молодой женщиной.
— Паночка, деточка, вот вам Инга, красавица дама, помогите освоиться.
— А Зина? — в один голос закричали все трое.
— Когда уезжал, ее посадили в ванну, греться. — И подмигнул: — А серьезно, так аппендицита нет, почечная колика.
— Это не страшно, — небрежно заметила Инга, и ей поверили, уж очень боялись плохого и жалели Зину.
Новенькая копала в лайковых перчатках, расстегнув беличью шубку, сдвинув на затылок голубой пуховый берет.
Шубка и берет напоминали Але довоенную зиму, улицу Горького, в ярком вечернем освещении которой проплывали женщины в черных и серых шубках и вот таких пуховых беретах, голубых, белых, розовых. Эти береты сноровистые ребята сдергивали крючками на леске, а то и рукой. Воришек иногда ловили, но никто особенно не возмущался, кроме обладательницы беретов. Такую шубку и берет задешево не купишь, а у обычных людей больших денег не водилось. Во дворе на Малой Бронной дамочек в таких шубках ребята не видели, пределом шика было пальто Мачани, бостоновое, с воротником из выдры.
Побросав землю минут пятнадцать, Инга обернулась к Славику:
— Ясноглазик, отвернись, а тебе понадобится, я отвернусь, мы же не куклы, правда?
— Нечего устраивать тут отхожее место, иди за дом, там есть.
Славик покраснел, а Инга вдруг чмокнула его прямо в губы:
— Ты — милашка, — и убежала за дом.
Когда, вернувшись, Инга спрыгнула в окоп, Пана шагнула к ней и, глядя в упор, сказала:
— Тебе под тридцать, а ему шестнадцати нет, не вздумай мутить парня.
— У меня муж есть. И вообще не твое дело! — И, достав папиросы и спички, она закурила.
— Мое, переведу в другую бригаду.
Инга выбралась наверх, уселась на край окопа, демонстративно покуривая.
У Паны запылали щеки.
— Кто не работает, тот не ест! Не дам талоны на жратву.
— Ничего, у Яши попрошу, он рад будет услужить моему мужу.
— Ты куда и зачем приехала? — закричала Пана. — Бери лопату, шкура… беличья.
— Ха-ха… не страшно.
— Фашисты не страшны? А трибунал? — Пана не спускала с Инги зло сверкающих глаз, и та струхнула, отбросила папиросу, взяла лопату.
В полном молчании работали дотемна. Вырыли траншею, точно по контуру старшины.