— Он тебя обидел?
— Нет. Извини, но обсуждать эту тему я пока не готова.
— Лон, давай, чтоб я не злился, ты мне сейчас скажешь, где находишься, и я тебя заберу домой. Если хочешь, могу устроить так, что Вадя не подойдет к тебе ближе, чем на три метра. — Увидев круглые глаза Разумовского, свернул кулак и показал средний палец. Тот в ответ показательно размял руки, хрустнув костяшками.
— Вот! Вы оба не способны меня услышать. Короче. Со мной все хорошо. И не ищи меня. Даже если найдешь — я не вернусь до тех пор, пока сама не решу.
— Солнце, а ты понимаешь, что если Вадик доберется до тебя первый, то уговаривать в отличие от меня, не станет?
— Мне остается только молиться.
— Вот я и предлагаю. Давай решим этот вопрос мирным способом. Если согласишься, обещаю не подпускать его к тебе. — Марк показательно скрестил два пальца, давая понять, что врет.
— Почему я тебе не верю? — Илка не могла видеть жесты брата, и тем удивительнее было услышать такой вопрос.
— Не знаю. — Улыбнулся тот в ответ. — Ты вообще изменилась в последнее время, а поэтому я не удивлен. И хотелось бы хоть каких-то объяснений.
— Что ты хочешь еще услышать сверх того, что я уже сказала по этому поводу? Ладно. Давай не будем ссориться.
— Хорошо. Как скажешь. — Брат взял чашку в руки и сделал глоток.
— Вот и отлично. Я позвоню на днях. Только не ищи меня, пожалуйста. И Вадима попроси.
— Нет, будет не так. Если хочешь, чтобы я остановил поиски — пообещай мне звонить ежедневно. Это мое условие.
Лонка в итоге нехотя согласилась, а Марк, распрощавшись, посмотрел на Разумовского.
— Так что у вас случилось, Вадь?
Илона закрыла ноутбук и тяжело вздохнула. С одной стороны разговор прошел намного легче, чем предполагала, а с другой в такую покладистость старшего брата не верила. Подумав немного, вышла из комнаты и постучала в дверь хозяйки:
— Алевтина Васильевна, я готова к променаду!
За неделю у них уже установилась привычка прогуливаться по парку в послеобеденное время. Они ходили неспешно по дорожкам, выложенным тротуарной плиткой и разговаривали. Обо всем.
Лона никогда не откровенничала. Ни с кем. Обожглась когда-то о дружбу; еще в школе. И получила прививку на всю жизнь. Но беседы с мадам Араповой странным образом заставили выглянуть из собственного защитного кокона. Понемногу она рассказала правду о своем побеге.
Алевтина Васильевна оказалась бывшей примой местного театра и сочетала в себе поражающий симбиоз утонченной леди с прямотой портового грузчика. В первый же вечер перешла с позволения Илоны на «ты». Узнав всю правду — на выражения не скупилась, но при этом озвучила много ценных мыслей, до которых Ила сама почему-то не додумалась.
— А ты можешь вот так просто, без прикрас, сформулировать, что именно не устраивает в Вадиме?
— Сложно сказать. Он оказался другим, понимаете? Не таким, как я себе представляла.
— Ты разочаровалась?
— Даже не знаю. Я думала, что он мягкий, добрый… а оказалось, что не многим лучше моего брата. Жесткий, грубый, несгибаемый. Диктующий свою волю.
— Подавляет?
— Да. И что самое интересное, считает это если не естественным, то вполне закономерным процессом.
Они подошли к лавочке, и присели, не сговариваясь.
— Знаете, мне уже двадцать восемь лет, а я жизни не знаю. Как под колпаком жила все годы. Пока был жив отец — ограничена во всем. Мама… в вечном услужении… а я не хочу так!
— Неужели он никак не проявил свою сущность за столько лет?
— Нет. Все было иначе. Да и возможности попросту не было. Появлялся на ночь. Мы практически не разговаривали. — Лона нервно почесала лоб. — Мне сейчас высказывают, что я изменилась. Но и он тоже! Просто для остальных это не заметно, потому, что их не коснулось. Странно…
— А в чем ты изменились?
— Стала говорить то, что думаю. Перестала прогибаться. Мне одна девушка объяснила, как выгляжу со стороны. Притом буквально несколькими фразами. Плюс ко всему, накапливалось внутри. Пять лет ждала. А потом узнала, что он решил прекратить наши встречи. С легкостью, как будто речь шла о выбросе старых ботинок.
— Но не прекратил же.
— Да. Потому, что я сделала это раньше него. Объяснив, что больше не намерена просить милостыню. Годами, словно попрошайка стояла с протянутой рукой. Подбирала крохи с барского стола. — Голос у Илоны осип. — В итоге своим решением задела его самолюбие. Дальше вы знаете.
Алевтина Васильевна долго думала. Потом предложила продолжить прогулку.
— Илона, ты только не обижайся. Я скажу очевидное. Мне даже странно, что никто до этого тебя не просветил. — Она откашлялась. — Если бы Вадим не хотел, то не приезжал бы столько лет… к тебе. Ни один мужчина в здравом уме не будет спать с женщиной из жалости.