Иосиф Дик
Мальчик и танк
Соблюдать тишину!
I
Их было человек двадцать — крымских партизан. В обтрепанных телогрейках, обвешанные автоматами и гранатами, они стояли на горе среди скалистых уступов и жадно всматривались в узкую полоску морского берега. Там, далеко внизу, как одинокий старческий зуб, торчал разрушенный маяк.
Командир отряда — рослый, сутуловатый мужчина средних лет с косматой бородой, с висящими на груди, на веревочке, очками, отвел от глаз бинокль и, протянув его своему соседу, с улыбкой сказал:
— А ну-ка, Фёдоров, кто это там ходит?
Чернявый парень с круглыми голубыми глазами подкрутил на бинокле окуляры и уставился на берег.
— Вам кто нужен? — спросил он. — Тот, что длинноногий, как цапля, или пузатый?
— Нам оба, оба нужны! А может, ты их и по фамилии назовешь?
— Я у них фамилии не спрашиваю, — усмехнулся Фёдоров. — Без паспорта на тот свет отправляю.
— Вот и двоечку заработал! — наставительно сказал бородатый. — Врагов своих надо знать. — И, недовольно взяв у чернявого бинокль, протянул его другому партизану. — А ты что нам, Горегляд, ответишь?
Курносый хлопец в кепке набекрень долго вглядывался в стекла и наконец сказал:
— Тот, что цапля, — самая главная шишка в Севастополе — полковник Карл Эрхард, а пузатый — начальник укрепрайона — майор Харман!
— Молодец! Дай дневник, пятерку тебе! — похвалил хлопца бородатый и обернулся к партизанам: — Значит, так: берем Эрхарда у водопада. Запомните, живьем! Будем его обменивать на Бычко!
— А вы думаете, он еще жив? — с тревогой спросил Фёдоров.
— По последним сведениям — жив! — сказал Гаевой и снова взглянул в бинокль. — M-да… Идут эти голубчики и не чешутся… А ведь скоро десант!
II
— Я вас предупреждаю: русские готовят морской десант для высадки в вашем районе…
— Это кто, арестованный сообщил?
— От него ни слова не добьешься. Нам удалось расшифровать одну радиограмму…
Уже тронулась по весне первая зелень, и в прозрачных ручьях, перепрыгивающих через прибрежную гальку, на миллионы ослепительных искр рассыпалось добродушное теплое солнце.
Полковник Эрхард шагал по звенящей гальке вдоль береговых укреплений. Это был типичный немец — блондин, с неглубокой ямочкой на подбородке, высокий, тонконогий, в новенькой форме.
— …Наше положение в Крыму очень серьезное, — продолжал он, обращаясь вполголоса к идущему рядом с ним майору Харману. — Мы отрезаны. Единственная связь у нас с тылом только морем. Русские рвутся в Крым со стороны Перекопа и Керчи.
Пенный накат взлетал на песчаную полоску и, постепенно теряя свою силу, тонкой прозрачной пленкой подкатывал к сапогам.
Солдаты тянули колючую проволоку, рыли траншеи, перемешивали лопатами цементный раствор в ящиках и складывали из камней доты. Потные, осунувшиеся, изредка перебрасываясь какими-то фразами, они работали механически и безучастно.
— Неприятные сведения… — Харман на секунду остановился, судорожно сглотнул слюну. Толстое лицо его покрылось бисеринками пота. И вдруг, увидев курившего на камешке пожилого солдата со шрамом на щеке, он закричал: — Встать, каналья!..
Солдат проворно вскочил с камня и, пробормотав: «Простите, герр майор!» — ухватился за лопату.
Полковник Эрхард щелкнул портсигаром, протянул его Харману и прикурил сигаретку от зажигалки-пистолета.
— Успокойтесь, Харман, — сказал он. — Дело не так уж безнадежно, как может показаться на первый взгляд. На днях в Севастополь придет большой транспорт с оружием, и нам надлежит соответственно подготовиться к десанту русских.
— Герр полковник, мы уже много лет знаем друг друга… Можно вас доверительно спросить?
— Пожалуйста!
— Зачем нам нужен Крым?
— Предполагаю, что наша оборона Крыма — это борьба за границы Германии. Русские уже в Румынии. И когда они ворвутся в Германию, пощады не будет никому…
При слове «никому» Эрхард обернулся.
За ним шагал крепкий двенадцатилетний мальчуган с русой челкой на лбу в ладно скроенной офицерской форме, в портупее, с пистолетом на боку.
У Хармана по лицу скользнула искренняя улыбка, и он растроганно сказал:
— Боже, как он похож на свою мать. Глаза, рот…
Полковник сжал локоть Харману, и тот сразу умолк.
Но мальчик, игравший с набегающей волной, видно, почувствовал, что разговор зашел о нем, и приветливо кивнул взрослым.