Я должен расти. Быстрее. Стать крепче, сильнее, восстановить то, что потерял. Магия мне знакома. А значит, она доступна. Оставалось дождаться подходящего момента, протянуть руку и взять то, что по праву должно быть моим.
Следующие дни я проводил, лежа неподвижно, погружённый в самого себя. Всё моё внимание сосредоточилось на поиске того самого крохотного ядра, крошечной магической семечки, что таилась где-то внутри. Моё внутреннее зрение пока было слишком слабым, чтобы увидеть его отчётливо, но я упорно пытался. Взгляд скользил по чему-то едва различимому, тонкому, как паутинка, но бесконечно важному.
Эта семечка была окутана гладкой, твёрдой скорлупой, которая казалась неразрушимой. И это неправильно.
Силы быстро покидали меня. Тело, уставшее от напряжения, звало ко сну. Но я не мог позволить себе просто сдаться. Каждый раз, погружаясь в это медитативное состояние, я пытался ухватить взглядом ядро, ощутить его форму, структуру, понять, как добраться до самой его сути.
И вот что я понял: скорлупа становилась крепче. С каждым днём она словно обрастала новыми слоями, уплотняясь и закрывая доступ к тому, что внутри. Если ничего не предпринять, вскоре пробить её будет уже невозможно!
Времени мало.
Эта мысль подталкивает меня к действию. Ждать больше нельзя. Недаром я так яростно оберегал свою память — единственную связующую нить с прошлым. Собрав всё, что осталось от моей личностной энергии, ту искру, что ещё пульсировала где-то в глубине души, я принимаю отчаянное решение.
Я направляю эту энергию в точный, выверенный удар по скорлупе. Формирую внутри себя Атрибутику Разрушения.
Боль пронзает грудь. Колики, словно раскалённые иглы, распирают меня изнутри. Но скорлупа… она не раскалывается так, как я надеялся. Вместо трещин её покрывает сеть крошечных отверстий, будто кто-то превратил её в дуршлаг. Сквозь эти мельчайшие поры начинает медленно проникать окружающая энергия.
Её ничтожно мало в воздухе, но она есть. И теперь у меня есть доступ к ней.
Я ощущаю, как ядро внутри начинает впитывать эти слабые потоки, словно жаждущий странник в пустыне пьёт капли воды. Оно оживает. Едва заметно, но ощутимо. Эти крошечные отверстия почти не видны на энергоуровне, но главное, что они существуют.
Ядро больше не изолировано. Я больше не отрезан от мировой силы. Хел меня дери! Как говорят русские — ура, ура, ура!
Осознание этого приносит облегчение. Тело расслабляется, напряжение уходит. В голове пустота, но не пугающая, а умиротворяющая. На лице играет блаженная улыбка.
С чувством тихой радости я засыпаю, посасывая большой пальчик.
Я просыпаюсь от голоса матери. Она нежно называет соседнего младенца Ксюней. Ну что ж, это многое объясняет. Судя по розовым одежкам, пухлощёкая малютка с длинными ресницами — девочка. А я, учитывая голубые ползунки, — очевидно, мальчик. Этот факт меня сильно радует.
В следующие дни наши с Ксюней предобеденные часы проходят в прогулках по усадьбе. Нас укладывают в двойную коляску и вывозят во двор, что раскинулся вокруг внушительного терема. Величественный, резной, он будто смотрит на нас сверху вниз, наблюдая за каждым нашим движением.
С каждым днём я замечаю всё больше. Вокруг меня магия — не редкость, а обыденность. Служанки ловко используют артефакты: один подсвечивает им в темноте, другой помогает находить потерянное. Ну и техника здесь тоже вполне себе существует. Я уже заметил пылесосы, микроволновки и даже что-то напоминающее кухонный комбайн.
А вот дружинники — совсем другое дело. Их тренировки проходят почти ежедневно, и я всегда наблюдаю с особым интересом. Один облачает себя в огненный доспех, другой покрывается льдом, как ходячая статуя, а молнии танцуют вокруг клинков и щитов, свиваясь в причудливые узоры.
Ксюня каждый раз заливается радостным смехом, когда видит особенно яркие вспышки боевой магии. Её простое детское восхищение передаётся и мне. Но признаюсь, меня больше впечатляют моменты, когда всё идёт не по плану. Когда тренировочные деревянные мечи трескаются с глухим хрустом, а щиты разлетаются на куски под мощным ударом. В такие секунды я улыбаюсь. Иногда даже смеюсь вслух.
Это не просто любопытство. В эти мгновения я чувствую то самое притяжение Разрушения, моей родной Атрибутики. Ломающееся, крушимое — вот что по-настоящему откликается внутри меня. Это не эффектные вспышки, не яркие фейерверки, а сама суть разрушения. От такого я не могу отвести глаз.
Сначала Ксюня на треск щитов и ломанные клинки реагировала с испугом: вздрагивала, жалась к бортикам коляски, а иногда даже начинала плакать. Но, видя, как я весело реагирую на эти моменты, вскоре перестала бояться. Теперь она заливисто хохотала вместе со мной, когда очередное оружие разваливалось под натиском.