— Об-ба-на! — одновременно выдаем.
Из клетки выскакивает… паук размером с мой кулак.
Но не простой паук. На первый взгляд — это булыжник на металлических ножках. Его каменное тело, словно выточенное из обсидиана, покрыто странными древними иероглифами. Я приглядываюсь и замечаю на поверхности камня вырезанную морду Анубиса. Вместо глаз у эхопаука сверкают два мелких обсидиановых камня.
— Его привезли из Египта, — объясняет Матвей, явно довольный своей находкой.
Оу-у-у. Теперь всё ясно. Египетские руины. Тамошние пирамиды нередко становятся очагами Разрушения. Но не только моей Атрибутики. Также еще и Некрос, конечно, частенько обосновывается там.
Вообще, Некрос-Смерть и Разрушение постоянно ведут борьбу за древние усыпальницы. Если склепы достаются Некросу, то из глубин вылезает нежить: ожившие мумии, личи и прочая нежить, обвешанная проклятиями. А если территория попадает под влияние Разрушения, то руины сами становятся материалом для создания эхозверей. Эти создания несут в себе фрагменты погибшей цивилизации: её силу, её трагедию и её забытые тайны.
Каждый из этих процессов оставляет свой уникальный след. Некрос воскрешает мёртвых, а Разрушение превращает сами руины в живую, грозную память о том, что некогда существовало.
Я смотрю на паука и произношу дружелюбно:
— Пук! Ай-да сю-да!
Обтёсанный булыжник на металлических ножках замер, будто обдумывая мою команду. Пришлось поманить его лёгкой волной Разрушения, и только тогда он двинулся с места. Его шаги были осторожными, почти неуверенными, но всё же он двигался в мою сторону.
«Ну-ка, посмотрим на твою походку»— думаю я, пристально наблюдая за носителем моей Атрибутики.
Паук приближается медленно, словно изучает обстановку. Его тонкие металлические ножки издают лёгкий, едва слышный звон, касаясь пола. В его движениях читается неуклюжесть, свойственная тем, кто только начал осваивать свои возможности. Маленький эхозверь, почти новорожденный. Прямо как я.
Хотя назвать его просто пауком — это было бы оскорблением.
Радостно машу рукой и, не сдержав любопытства, протягиваю руки, чтобы взять фамильяра. Но едва мои пальцы касаются его, я понимаю, что руки-то у меня еще неловкие и слабые. А булыжник оказывается на удивление тяжёлым. Стараясь удержать его, я неловко переступаю с ноги на ногу, но паук всё равно выскальзывает и глухо шмякается на пол.
— Ах мляха… Изфини! — удрученно выдыхаю я, приседая рядом.
Но фамильяр, кажется, даже не обиделся. Крепкий эхопаук, как камень. Да он и есть камень. Обломок древних пирамид.
Он тут же ловко перебирает своими металлическими ножками, поднимается на них и, слегка наклонив обсидиановое «тело», смотрит на меня своими сверкающими глазами.
— Ден-Ден! — радостно объявляю я, нарекая его в честь моего ручного гигантского скорпиона Деннахана. Полностью такое имя сейчас не выговорю, так что пока пусть будет просто «Ден».
Да, это имя ему точно подходит.
Паук внимательно смотрит на меня, будто бы раздумывая, подходит ли ему моё наименование. Но спустя мгновение он качает туловищем, словно соглашаясь. Его ножки издают лёгкий звон, когда он делает шаг ко мне.
Тем временем Ксюня, заметив фамильяра, сначала застыла на месте, словно не веря своим глазам. Но стоило Дену приблизиться, как она испуганно взвизгнула. Её лицо мгновенно исказилось выражением ужаса: широко раскрытые глаза, приоткрытый рот и дрожащие губы.
Она начала пятиться, но в панике задела ногой игрушку, едва удержав равновесие. Её движения стали дерганными. Ксюня вжалась в угол перегородки, словно пытаясь стать меньше, исчезнуть.
— Ксс… Ксюн, ты чо-о? Не боя-ся! Это же Де-е-ен! — успокаиваю я подругу, но она только сильнее сжимается в комок и головку опускает, будто стараясь спрятаться за собственными локонами.
Фамильяр, очевидно заметив её страх, делает шаг в её сторону, чем вызывает очередной нервный писк.
— Она его боится, — хмуро замечает мама. — Этот эхопаук не сможет играть с моими детьми.
— Ирина Дмитриевна… — пытается возразить Мутов.
— Это не обсуждается, — строго заявляет княгиня, её голос звучит твёрдо, без намёка на компромисс. — Уберите его, Матвей Максимович.
Ох, Хель меня дери! Это плохо. Очень плохо.
Ден крутой, он мне нравится. Мы с ним можем помогать друг другу в медитациях, он чувствует мою Атрибутику, а я — его. Я не отдам его, и если мама думает, что всё решено, то она ошибается.
Действовать надо немедленно.
Я мгновенно заслоняю Дена собой, преграждая Матвею путь. Он уже поднял руку, чтобы убрать фамильяра, но, увидев мою реакцию, замирает. Даже мама выглядит удивлённой.