— Как это Слава смог в два года поступить в «Юные нобили»? У него что, уже пробудилась Атрибутика? Он умеет ею пользоваться?
Мама отвечает спокойно, ровно, без капли лишней симпатии:
— Наверное, вы и сами могли увидеть, что у него ядро такое же травмированное, как у меня. Он не может пользоваться Атрибутикой Алхимии.
Я мысленно фыркаю. Браво, мама. Ни грамма лжи, но и ни капли правды. Я ведь на самом деле использую Атрибутику, но не Алхимию, а Разрушение.
— Тогда как он смог поступить в «Юные нобили»? — не унимается Лидия Николаевна.
Мама пожимает плечами, с видом человека, которому совершенно неинтересно обсуждать очевидные вещи:
— Мой сын — гений, вот и всё.
Лидия Николаевна хмурится. Я внимательно слежу за поведением матери. Голос её ровный, спокойный, но в нём нет даже тени теплоты. Просто вежливость. Холодная, безличная, будто она разговаривает не с женой своего пасынка, а с налоговым инспектором, который пришёл проверить семейный бюджет.
Из поведения княгини ясно одно — мама прекрасно понимает, зачем здесь Лидия. Она пришла не в гости, а на разведку, хочет узнать обо мне больше. И если мама скрывает правду от неё, значит, она скрывает её и от моего брата.
Вывод очевиден: брату доверять нельзя.
Внезапно я слышу шаги по тропинке. Быстро оборачиваюсь и замечаю Ефрема.
Дружинник останавливается, чуть наклоняет голову:
— Княжич, ты что тут делаешь?
Я спокойно отвечаю:
— Так… пи-пи ходил.
И не давая ему еще задать вопросы, сразу перехожу к делу:
— Слушай, Ефлем, мне нада миномот. Или гланатомёт… — задумываюсь. — Хотя нет, лучше миномёт. «Василёк» или «Поднос» — что дальше палит?
Ефрем тяжело вздыхает, с виной в глазах:
— Княжич, ты меня прости, пожалуйста, но я больше без разрешения княгини тебе оружия не дам.
Я внимательно смотрю на него. Он не отводит взгляд, но и не сдаётся. Просто хмурится упрямо.
— Ну ладна-а, — я делаю вид, что уступаю. А потом тут же переключаюсь: — Тогда давай вмести поговолим с мамой. Дя?
При этом я недовольно морщусь. Не люблю впутывать женщин в свои дела, но раз уж так вышло…
— Хорошо, княжич, — вынужденно соглашается Ефрем, снова тяжело вздыхая. Понимает, что я не отстану, и в этом он прав.
Я кидаю взгляд в сторону — Лидия Николаевна уже ушла.
Отлично. Значит, можно не тянуть.
— Ну пошли к маме тода.
— Уже? — удивляется Ефрем.
— Ну дя. Ти же сам сказаль — без мами никак, значет, идём к маме.
И без лишних церемоний хватаю огромного дружинника за руку и тащу вперёд. Ефрем хмурится, но послушно топает за мной, как человек, смирившийся, что его сейчас четвертуют.
Я врываюсь в беседку, волоча за собой обречённого Ефрема, и без всяких предисловий объявляю:
— Мам, мнё нада миномётика! Сегоня вечелом съёмки! Пусть длужина из асналала даст!
Мама медленно поворачивается. Приподнимает бровь. Смотрит на Ефрема.
— Ефрем Ефремович, это ты ему рассказал о миномёте? Откуда он знает, что это?
Ефрем пожав губы, разводит руками, делая невиновные глаза:
— Клянусь, Ирина Дмитриевна, я и мои люди не причем. Боюсь, княжич слишком умный. Слишком умный и слишком много знает, — с непонятной интонацией добавляет. — Он же был в библиотеке, мог там прочитать о видах оружия.
Мама качает головой.
— Ну что за идеи…
Но я так просто не сдаюсь.
— Мам, но ты ж сама гавила, что нам нужна бить ближи к Юсупам! А плосмотлы на Цальггамме — должны помочь! А если я буду палить из миномёта, то и плосмотлы будуть!
Мама тяжело вздыхает.
— Ох, Слава, боюсь, я не готова к таким твоим игрушкам. Пистолеты — это одно, а минометы — совсем другое. Только лет через десять, может быть. Потому мой ответ — нет.
Но сдаваться рано. Я вижу, как у неё внутри сражаются здравый смысл и стратегический расчёт.
Бью последним аргументом будто невзначай.
— Мам, а если снимем мощноее видио, может и сам светлеший князь увидять меня!
Этот довод срабатывает. Вижу по глазам. Мама только представила, что её сыночка заметит сам светлейший князь, — и всё, процесс пошёл. Глаза загораются, расчётливый механизм её ума щёлкает, просчитывая варианты.
Но она всё ещё делает вид, что сомневается.
— Слава, ты уверен, что хочешь этого? — спрашивает она с последней надеждой.
— Дя, — уверенно киваю, даже не давая ей шанса на раздумья.
Мама прикрывает глаза, качает головой, будто собирается с духом, потом медленно выдыхает. Секунда тишины, и княгиня кивает.
— Хорошо…
Я мысленно ликую.
Княгиня поворачивается к Ефрему: