Он снова идет к морю, садится над обрывом, кутька укладывается рядом. Ветер ерошит сверкающую гладь, волны у берега становятся больше, шипят и пенятся, распластываясь на песке. Чайки бесшумно скользят на распростертых крыльях, потом поворачивают и летят обратно, как патруль. Время от времени то та, то другая камнем падает на воду и снова взмывает вверх, держа в клюве рыбину. Чайка на лету заглатывает ее и опять неторопливо летит туда, потом обратно. А один раз большая чайка нападает на маленькую и отнимает у нее добычу. Маленькая чайка кричит, и тогда громко, пронзительно начинают кричать и другие чайки. Должно быть, они тоже возмущаются и сердятся на здоровенную ворюгу...
- Ты чего тут сидишь? Пойдем купаться?
Рыжий Жорка тихонько подходит, останавливается сзади. Сашук оглядывается на него и отворачивается.
- Никуда я с тобой не пойду.
- Что так? - Жорка садится рядом. - За транспортер обиделся? А ты не сердись. На сердитых, говорят, воду возят... Пошли.
- Не хочу. И мамка не велит с тобой.
- Почему?
- Она говорит, ты бандит.
Жорка вспыхивает и тут же бледнеет. И снова на шее у него вздуваются толстые жилы, а на щеках играют желваки, будто он катает за щеками орехи.
- Дура она, - помолчав, говорит он.
- Моя мамка не дура! - кричит Сашук.
- Ну, верно - про мамку так нельзя... Только зря она так говорит.
- И не зря! Она говорит, ты в тюрьме сидел.
- Ну, сидел...
- Вот! Значит, правда... А как это в тюрьме сидят?
- Да очень просто: запрут тебя под замок в камере - ну, в комнате такой, каменной, - и сидишь. И год, и два, и три... Какой срок дадут.