Старик воспользовался моментом, чтобы самому не перебивать углубившуюся в истоки женщину, и заговорил сам:
— Прошу прощения, что не договорил до конца, — крикнул он, — Это, несомненно, занятно и праздно, но мне всё же более интересно услышать именно развитие самой литературы. Не могли бы Вы...
— Да-да, конечно, я как раз с этим, — ворчливо произнёс голос, и женщина снова очутилась у прилавка. Редко ей приходится рассказывать об этих событиях, а ещё реже кому-нибудь бывает это интересно. В руках у неё была небольшая стопка книг, — Вот самые известные и знаковые произведения того времени. Они оставили уникальное наследие, положив начало развитию всей литературы...
— На следующие... сто лет? — усмехнулся Лингоши, прикинув что-то в уме.
— Да, примерно так и есть, — вскинула брови женщина, — А, собственно, откуда вы...
— Обычно так бывает, — просто ответил он, — С началом аламирской эпохи кадры стали стекаться в центр, затем за провинциальную черту, в города... И ваша литература сгинула, не так ли?
От приступа негодования у женщины-историка затряслись руки.
— Наша литература изменила вектор развития, стала более... гибкой. Но не теряла своего уровня, — сердито выпалила она, — Мы гордимся ей, и никогда...
— Давайте не будем начинать этот никому не нужный спор, — поднял руки Лингоши, — Мне нужны только копии этого вашего наследства и что-нибудь современное. Я, можно сказать, критик.
— Хотите сравнивать то, что в принципе несравнимо друг с другом? — хмуро покачала головой она, — Сдаётся мне, что Вам нисколько не интересна суть вопроса, Вы просто...
— В точности так! — вновь энергично щёлкнул пальцами рук старик-Учитель, — И я думаю, сотни омел хватит, чтобы Вы продали мне эти копии без лишних наставлений. Вы ведь согласны, что так проще?
С этими словами он размашисто протянул ей доселе спрятанную в многочисленных карманах балахона руку с блестящей купюрой.
Миншу стоял напротив маленького исторического стенда с журналами и старательно изучал глазами его содержимое.
Женщина лишь вздохнула и молча приняла купюру, которая перестала излучать свет в её руках, и убрала её в кассу. От таких денег она была не в состоянии отказываться. Но и просто замолкнуть она тоже не могла:
— Позвольте предложить Вам небольшой справочник по литературе Тайлаганга в подарок...
— Нет-нет, спасибо, — рассмеялся Лингоши, обнажив хорошо сохранившиеся зубы, — Для меня они скучны, а занудства мне и так хватает. Эти внуки, — понизил он голос, — могут быть крайне наивными и легкомысленными, знаете ли Вы? А каким занудой он растёт, Вы бы знали, хе-хе... Давеча убежал от меня, проходимец, да тут же чуть не облапошили его, представляете ли!? Ни минуты без контроля не продержится один, знаете-с...
Пока старик с лисьим выражением лица нёс свою лабуду, женщина порождала копии проданных книг: доставала одну за другой из бумажной упаковки и клала их перед собой; затем брала книгу в руки и закрывала глаза с сосредоточенным видом, пока рядом на столе не возникала вторая книга — точная копия первой.
— У нас говорят, наивность — первое счастье человеческое, — хмуро бурчала она с закрытыми глазами и дрожащими веками, — Ибо даёт она радость неизмеримую детям и внукам нашим. Хотите сказать, — оторвалась она от работы и взглянула на мгновение старику в лицо, — Вы не были глупы и доверчивы, будучи дитём? И вы не были счастливы?
Старик лишь покачал головой, но на его улыбку словно набежала тень.
Неудобная пауза затягивалась, однако неудобной её никто и не считал. Старик о чём-то думал, безразлично наблюдая за работой женщины. А она с невозмутимым видом продолжала создавать книги. Наконец она закончила и отложила новосозданные книги в отдельную стопку.
— Из недавних работ могу предложить Вам сборник сатирических стихов Надзинера прошлого года, — невозмутимо произнесла в тишине историк деревни, — Его стихи более работ остальных подражателей классического творчества отражали современную суть...
— Я так понимаю, он умер? — оскалился Лингоши, — Удавился? Повесился? Принял яд? Или ушёл по-современному — зациклил в себе вихрь?
— Последнее, — процедила женщина.
— О-хо-хо, как хорошо! Давайте его сборник! — с энтузиазмом расцвёл старик, — Вот это я понимаю — творческий человек подходит творчески ко всему! Даже к смерти он постучался так, как захотел — глупо и бесславно, как последняя пьянь провинции!