Головой Лингоши понимал, что не очень красиво бросаться на тех, кто хочет тебе помочь, но сейчас ему было не до этого... Ну ещё бы они не пытались помочь — благодарность Миншу в будущем может оказаться очень значимой, ибо с такими силами он точно станет далеко не последним Воином провинции.
— Прошу меня извинить, — глухо сказал старик и повернулся в сторону выхода. Никаких извинительных жестов или колебаний Миралинь не заметил и лишь горько усмехнулся.
«Чую, он попортит мне ещё немало крови.» — подумал он и направился в жилую часть дома.
* * * * *
Резко накативший страх вновь продрал меня всего, ибо ни с чем подобным я никогда раньше не встречался и даже не слышал о таких способностях. В настолько безнадёжных ситуациях мне не оставалось ничего, кроме попыток забрать с собой на тот свет хоть кого-нибудь. Но как?
Я ничего уже не мог сделать. Ноги послушно двигались сами собой, руки раздвигали ветки, а мои пленители вальяжно шли где-то позади меня. Вот ведь уроды. Главный перестраховщик сидел сейчас во мне, но на мои мысли более никак не отзывался. Даже сквозь ужасную боль абсолютной беспомощности, которую я никогда в жизни не ощущал, мне было очень любопытно, осталось ли тело лидера там, или исчезло во мне?.. Как я вообще могу думать о такой ерунде?
Действительно... Но если хочешь остаться в живых, не советую пренебрегать нашей просьбой: помоги мне выманить оставшихся и не возбудить подозрений, и я... мы оставим тебе твою жизнь.
Ужасный голос, сжимающий сердце от холода, не унимался. И хоть я даже попробовать оценить его честность не мог из-за отсутствия даже чёртовой туши врага перед собой, я был уверен в его лживой натуре. Мне не нужно видеть его движения и искру в глазах, им нет никакого смысла оставлять мне жизнь. И он тоже понимал, что я не пойду ему навстречу, так что смысла вновь предлагать мне бессмысленное решение я не видел...
А с другой стороны, кто мне эти воины? Безымянные болваны, толпы которых гибнут каждый божий день в нашем жестоком мире. Они в любом случае обречены, так почему бы мне не попытаться завоевать себе жизнь? Даже малейший шанс на искренность этой личинки, что сидит в моей голове, лучше однозначной смерти.
Личинки, говоришь?..
Боль пронзила моё тело, сжимая кожу в тиски и заставляя кипеть кровь в жилах, отчего я закрыл глаза и застонал... Но ни того, ни другого я, естественно, не смог сделать, так что я просто потерял восприятие окружения и пытался расфокусировать своё внимание от раскалённого скальпеля в моей голове любыми методами... Образы Лингоши и родителей ужасно терялись в сознании, но я пытался тщательно и точно вспомнить их внешний облик... Да мать вашу, Аламира, всех святых и Покровителей, уймите этот ад в моей голове!
Спокойно... Вот моя мама — Эншола Фухао. Сквозь дразнящий смех и пытку я вспоминал первую женщину в моей жизни... Вот тёмные волосы и тёмно-зелёные глаза, вот её вечный беззаботный вид, неунывающее лицо... И всё в этом образе — ложь. Смех внезапно исчез, а я почувствовал удивление внутри себя. Он явно не ожидал, что я не буду верить в воссозданный мною облик... А зря. За зелёными и «простыми» глазами таилась любовь и верность, а тёмные волосы, вопреки расхожему мнению, не показывали отстранённость и безразличие. Моя мать прекрасно понимала, что такое сострадание и забота. Для Предсказателей, которые известны своим мрачным взглядом на мир, внешняя беззаботность была отличной маской...
Удивление прошло, но внезапно во мне пробудилась злоба. Учитывая, что раньше я не ощущал чужих эмоций и чувств, могу предположить, что я смог его впечатлить. Нельзя останавливаться на достигнутом.
Отец... Я мало видел его в детстве. Помню заросшую шевелюру и приятные мозолистые руки, которые отвешивали мне знатные подзатыльники после очередного неправильного движения... Он учил меня мечу, когда у него было время, со смехом называя меня будущим полководцем. Ему было наплевать на эти разносторонние учения, и даже отшельничеством он пренебрегал, что радовало меня безмерно. Перспектива прошляться по куче мест в вечном «поиске себя» мне никогда не нравилась. С родителями спокойнее, и я никуда не хотел от них уходить...
Боль постепенно уходила, как и родители. Я вновь стоял в лесу, где перед глазами...
...лежал выпотрошенный ворон. Правого крыла не было, а на месте глаз торчали длинные и тонкие блестящие иглы...
Ещё одно оскорбление — и ты умрёшь от боли.
...Внезапно я услышал своё сердце: оно билось глухо и неритмично. Пугающее зрелище никуда не уходило — он не спешил отводить мои глаза.