Вот оно... Локус ухватился за входящий импульс, как утопающий за соломинку. Прикрыв глаза и погрузившись во тьму, он почти сразу заметил проложенный коридор, через который он уверенными импульсами проложил недостающие «нити» и достроил коридор потоков. Он сразу понял, кто хотел выйти с ним на связь, но тревога и гулко отдающиеся удары сердца не позволили ему медлить и секунды.
Знакомая фигура проявилась из тени ярким пятном. Смятение... Сейчас не время для него.
— Амал Локус,.. — услышал он знакомый голос. Едва погасив раздражение, которое командир испытывал всякий раз, когда ему приходилось слышать такой боязливый голос, Локус начал разговор.
— Говори, — сказал он по возможности ровно.
— У нас серьёзные осложнения: только что к моему отряду явился гонец из группы Клеона... — произнёс офицер. Лёгкий страх волной прокатился по телу командира, но он стоически ждал окончания фразы, — В общем, наш лучник изолировался после...
Взрыв ярости охватил Локуса сладкой и безумной волной. Лицо Отто, чернота мира, тусклые витки энергии — всё окрасилось в кроваво-красный цвет и задрожало, размываясь перед глазами Локуса, пока он не увидел лишь огромный лепесток пламени перед собой.
ЧТО?! Да как такое возможно? Как смогли эти ублюдки отравить Клеона, похитить его душу, да ещё и так скрытно? Я найду всех, кто стоит за этими беженцами, я выбью дерьмо из каждой твари, что посмела тронуть моих офицеров, а самим беженцам... Отныне это перестало быть секретной операцией Вейхоу, теперь всё, что касается их и нас... наше личное дело.
..Он сидел на коленях, яростными глазами уставившись в бушующее пламя, что плясало прямо перед ним. Казалось, оно возникло из ничего, и ничего же его питало. Но вот ярость в глазах Локуса стала затухать, и пламя начало успокаиваться, пока спокойный Локус не оказался перед выжженной землёй.
Гвардейцы, отскочившие на несколько метров после возвращения командира, стояли напряжённо и тихо. Им редко приходилось наблюдать такого Локуса.
...случайного убийства ребёнка ...базовое замедление потоков ни к чему...
Последние слова Отто эхом отзывались в голове у командира гвардии. Он прекрасно понимал, что сейчас не время для бессмысленных истерик и безучастного гнева. Сейчас время действовать.
— Прошу прощения, солдаты, — глухо сказал он, беря под контроль свой прыгающий и ослабевший голос, — У нас проблемы, но сейчас это не важно.
— Конечно, амал Локус, мы всё понимаем, — одобрительно прошептал кто-то позади. Причём прошептал так громко, что услышали все, — Просто скажите, что...
— Мне нужно связаться с Отто, передать новый приказ, — громко перебил его командир. Голос его вновь источал силу и уверенность, — Вы же идите на поклон к монаху. Будьте вежливы и аккуратны, ни на чём не настаивайте, если он упрётся — отступите. Всем всё ясно?
— Так точно, — ответил нестройный хор голосов, но гвардейцы и с места не сдвинулись.
Локус уже не сомневался, что монах ничего не знает о беженцах, так что на какой-либо результат не рассчитывал.
— Разбейте мне тут костёр, да прочешите местности, — проворчал он, — Всё равно на одного монаха вас слишком много, а очередные неприятности мне не нужны. Амал-ин.
— А что там хоть случилось? — крикнул один из гвардейцев, а чтобы не получилось слишком грубо на фоне только что выданного приказа, мягко добавил: — У нас там друзья, да и мы просто обязаны знать, что произошло с нашими.
Остальные согласно покивали головами. Локус мрачно окатил их ледяным взглядом.
— С Воинами гвардии ничего не случилось, — произнёс он, медленно проговаривая каждое слово, — Но готовьтесь к тому, что это будет сложная операция. Наши враги не собираются сдаваться.
Глава VIII — Бесконечный день
На роскошном кресле задумчиво сидел мужчина. На столе перед ним развалилась целая куча карандашей. Они будто раскалённые иглы, вонзённые в самое сердце, были черны как смоль. Даже в полумраке комнаты были видны их обугленные и безжизненные концы. Мужчина рассеянно крутил в пальцах руки похожий карандаш, который, однако, был невредимым, несмотря на редкие полоски дыма, просачивающиеся через тонкие пальцы.
Редкие лучи уже заходящего солнца едва проникали через занавешенные окна комнаты, но этот день, бесконечный и ужасно неприятный как своими событиями, так и своей медлительностью, даже и не думал заканчиваться. Мужчина раздражённо посмотрел на бледный лучик солнца и откинул очередной обугленный остаток от карандаша, взяв в руки новый.
Эмоции уже давно отошли на второй план, и правитель Вейхоу лихорадочно соображал, как ему поступить. Если рассуждать здраво, то становится очевидно, что его возможности и ресурсы были очень сильно ограничены — ему ни в коем случае нельзя было объявлять о своих намерениях по поводу Вихи. Тянуть руки в чужой провинции можно лишь очень осторожно и обдуманно, его людям нужно всегда быть готовым к допросу и лишнему вниманию. Пока что на «Копий Вейхоу» не выходила ни одна структура правительства. Послание в Малабург, столицу Вихи, правитель отправил совсем недавно. Приличная сумма денег и тысячи извинений должны сказать наместнику Вихи вполне достаточно, чтобы можно было не ожидать проблем от верхушки Вихи в ближайшее время. Но в свете последних событий этот факт больше раздражал, чем успокаивал, поскольку теперь даже в этом наместник Вейхоу не был до конца уверен.