— Алтарь?
— Именно, — кивнул Миралинь и направился к вулкану, жестом подзывая меня к себе. Он не выразил и тени удивления.
Я направился за ним, стараясь не упустить мысли. Алтарь и ритуал очищения уже давно стали обыденными вещами даже для жителей деревни, но ставить такой в лавке кажется мне бессмысленным. Покупатели не пользуются этим алтарём, не нужен он им. Неужели у Курья настолько много посетителей, что им постоянно приходится поддерживать потоки через алтарь и очищаться? Хотя с другой стороны, я сомневаюсь, что такая семья станет пренебрегать вечерним очищением, а если они живут в этом доме, то и алтарь желательно разместить в нём же.
— Подойди сюда, — сказал Миралинь, который стоял уже вплотную к вулкану. Я осторожно подошёл поближе: страха неизвестного не было, поскольку я никогда не видел, чтобы алтари приносили вред людям, но инстинктивное желание держаться подальше от неведомого нечто никуда не девалось, так что подошёл я всё же с некоторой опаской.
Теперь я мог рассмотреть алтарь вблизи, но никаких интересных или необычных деталей я не заметил. Довольно массивный и большой деревянный макет вулкана во всей его красе: стекающие потоки огненно-оранжевой магмы, глубокие трещины, мерцающие древним огнём недр земли, и впечатляющее светящееся жерло, что виднелось на вершине кратера. Я прислушался к своим ощущениям, но не смог обнаружить ничего нового. Казалось, это действительно был лишь макет вулкана — заурядная вещь в подобном магазинчике, которая никого, кроме детей, не способна заинтересовать.
— Я ничего не чувствую, — протянул я, — Так и должно быть?
— Пока да, — усмехнулся он, а сам уже обхватил руками «гору» и прикрыл глаза, — Алтарь не испускает потоков, не создаёт колебаний, а лишь является своеобразным усилителем. Через алтари проводят огромное количество потоков, многие из которых создают петли, завихрения, кольца, стяжки и многие другие формы плетения энергии. Всё это насыщает пространство и конкретную часть материи, делая предмет, находящийся в центре фокусировки, источником «силы»... — на последних словах Миралинь задышал часто и глубоко, а его руки слегка засветились мягким оранжевым светом. Я глядел на это с неодобрением, но Миралинь и сам понимал, что сейчас не лучшее время, поэтому уже через несколько секунд он убрал руки от алтаря и повернулся ко мне.
— Теперь твоя очередь, — промолвил он, открыв наконец глаза.
Я пожал плечами и встал рядом с ним, обхватив руками вулкан, подобно тому, как это сделал Миралинь.
— И что мне сейчас делать? — полюбопытствовал я, поскольку никакого влияния от алтаря я по-прежнему не ощущал.
— Закрой глаза, — ответил мне мужчина. Я послушно сомкнул веки.
— Сейчас мы начнём твое первое сознательное и самостоятельное вхождение в бивисферу, — голос Миралиня полился словно из ниоткуда, и я даже на мгновение потерялся... А нет, всё правильно — голос звучал слева, как и положено звучать голосу человека, что стоит по левую сторону от меня.
— Прежде всего тебе нужно запомнить очень важное правило, с которого всегда начинается путь в бивисферу, — говорил голос, — Мир многолик, но только через особый фильтр собственного сознания можно увидеть интересующий нас образ мира. И самым первым фильтром являются наши глаза. Скажи мне, что ты видишь?
— Ничего, я же закрыл глаза, — ляпнул я первое, что пришло мне в голову. Говоря по правде, я бы не смог придумать другой ответ. Я вижу свои веки и ничего более.
— Верно, — с лёгкостью согласился Миралинь, — Но наши глаза устроены так, что способны принимать информацию от нескольких источников. Ты, как и многие другие люди, до этого момента полагался только на внешний источник — свет и его отражение от предметов. Сейчас ты попытаешься воспользоваться своим внутренним источником, то есть информацией, поступающей из мозга.
— Мне что, нужно вообразить себе, будто я вижу? — удивлённо сказал я, — Но разве это не глупость? Я же могу вообразить всё что угодно!
В ответ я услышал неловкий смех, замаскированный под кашель.
— Кхм-кхм... да, я надеюсь, что ты и впредь будешь считать своё воображение безграничным, — сказал Миралинь с нотками грусти и чего-то странного, неестественного... Я вдруг понял, что меня зацепило в его голосе. Это было самое обыкновенное сожаление — мужчина наверняка вспомнил какие-нибудь неприятные моменты своей юности.