Люцилль глубоко вдохнула воздух и погрузилась в мир сумерек. Наблюдатели работали с очень тонкой, почти эфемерной информацией, заключённой в энергии бивисферы. Их интуиция связалась со скользящими потоками неразрывно, чувства перестали объясняться одним лишь состоянием человека. Каждое новое ощущение могло быть предвестником чего-то плохого, гиблого и ужасного. Провидение не беспокоит по пустякам ни Наблюдателей, ни Провидцев. Оно показывает суровую картину будущего как оно есть, бесстрастно дёргая за ниточки огромной паутины людских взаимоотношений и связей.
Сумрачный мир внешне не слишком отличался от реального мира, накрытого чернильно-чёрным небом, разве что редкие огни домов пропали окончательно, а воздух пропитался блеклыми струями энергии, бегущими в своём медленном ночном ритме.
Люцилль была нужна любая отправная точка, с которой можно было начать поиск источника тревоги. Учитывая главный объект наблюдения, женщина точно знала, куда ей нужно отправиться.
Она невесомым духом пролетала над тёмными домиками, огибала редкие деревца и за несколько метров облетала характерные искажения и преломления потоков — следы людей на улицах спящей деревни. В такое время ими могли быть лишь ночные работники.
Лететь пришлось недолго: несколько улиц и домов остались мраком позади, и вот перед взором женщины появилось широкое пространство, которое обрамляли высокие статные дома. Знакомый Шпиль был едва виден, но сомнений быть не могло: Люцилль попала на Главную Площадь.
Подлетев к нужному дому, она внимательно прислушалась к ощущениям. След мальчика был мутным и рассеянным, что характерно для человека, только начинающего свой путь адепта. В то же время он был целостным и здоровым, значит с мальчиком всё в порядке. Здесь же Люцилль заметила причудливые и интересные формы потоков, рисующие портрет знакомого ей старика. Энергослед чуть заметно дрожал и пульсировал — любые ранения в столь преклонном возрасте легко не проходят. Были в доме и следы остальных людей, но женщину они не интересовали.
Так и не найдя никаких зацепок, она аккуратно прикрыла глаза и задумалась. Бивисфера не спешила выдавать свои секреты, впрочем, так было всегда. Или почти всегда.
Одно из самых откровенных наваждений за всю работу Наблюдателя было у Люцилль совсем недавно. Когда правитель Вихи попросил её отправиться в самую глушь провинции, в сторону юго-западной границы с СОНА, на помощь семье из одной маленькой деревеньки, она очень удивилась. Последние годы она работала простым аналитиком при Совете Старейшин, там такие навыки нужны. К правительству она всегда относилась достаточно лояльно, так что работа её полностью устраивала, разве что... Нет, это к работе не относится.
Наваждение случилось на исходе третьего дня, когда женщина прибыла в Тайлаганг — маленькую деревню, которая оказалась очень удобным местом для наблюдения. Провидение буквально толкало её на поиск угрозы для выживших беженцев — тогда она ещё не знала, кто это был, но это было и неважно. Она буквально плыла по нужным течениям, пока не вышла к отряду, который и оказался главной целью.
Провидение никогда не делало всю работу целиком, так что Люцилль пришлось основательно поработать над этим отрядом, искать его слабые стороны и попытаться использовать их. Сами по себе Наблюдатели, если говорить просто — обычные аналитики с доступом к Провидению, всю работу за них выполняют другие специалисты. Те же Манипуляторы, к примеру. Но на уровне провинции такому человеку сложно найти себе работу, в этой глуши нужно уметь добиваться результата самому, а не искать лишних людей. Хороший, полноценный кузнец всегда найдёт себе работу, но если он всю жизнь только ковал, один он работать не сможет.
Поэтому Люцилль освоила азы работы Манипулятора, в частности анализ структуры энергоследа человека, на основе которого можно делать выводы о его психическом состоянии. Это тонкое искусство, освоить его непросто, но видеть серьёзные отклонения или масштабные внутренние конфликты Люцилль научилась.
Именно такой конфликт обнаружила она в глубине души офицера, возглавлявшего «опасный» отряд. Судя по явившимся образам, противоречия были очень глубокими — они тянулись с самого детства гвардейца. Суть конфликта была неважна, а нужный образ она уловила — это был мальчик-паяц в разноцветном костюме.