– Прихожу к ним и вижу: сидят пьяные, мясо почти все съели. Николай мне говорит: «Бог велел делиться, Ивановна». Сидят и смеются, а на столе и на полу обглоданные косточки моей Асеньки. Да это же настоящие фашисты! Ведь учились же у меня оба: и Толька, и Колька… Ах, мальчики-мальчишки, что же вы творите? Что же это с вами происходит?
Не по себе мне стало – ничем не могу помочь этой пожилой интеллигентной женщине: коза козой, но не привились нравственные ценности в душах ее учеников, как южное растение на Севере.
Я встретила её через несколько дней с маленькой беленькой козочкой, которую она бережно несла на руках. Радости её не было предела:
– Наташа, такое счастье, что даже страшно, – сказала она застенчиво, словно боялась это самое счастье неосторожным словом спугнуть. – Ты представляешь, иду на днях из сарая – я там дверь на петли вешала, – и останавливается около меня Трубачёв на таком красивом автомобиле, да и разговорились мы с ним. Я ему и рассказала про козочку мою, а он и говорит спокойно так: «Хотите, я этих Колупаевых наизнанку выверну?» Я перепугалась! Ведь, говорят, что он и вправду может человека порешить, чертёнок такой. Уж и не рада, что поведала ему о своём горе! Говорю: не надо, не смел чтоб! А он засмеялся и спросил, сколько сейчас коза стоит на рынке. А я уж и не знаю: сейчас ведь цены меняются, как погода – поди, разбери. Я Асю-то лет пять тому назад покупала… А он из бумажника достал триста долларов и мне протягивает. Никогда таких в руках не держала. Зелёные! Две бумажки с Франклином, две – с Грантом. А ведь совсем недавно в нашей стране, – перешла на шёпот Анна Ивановна, – могли «вышку» дать за хранение валюты, а сейчас… Вот как жизнь-то резко изменилась, Наташа! Так о чём это я… Ах, да! Вот он и говорит, что такой суммы должно хватить. Я брать не хотела! Вовек такой долг ему не вернуть. В уме посчитала – астрономическая сумма получилась! – а он хохочет и говорит, что у него сегодня просто очень хорошее настроение, что он мне столько нервов за школьные годы вымотал, что это ему вовек со мной не расплатиться за моральный ущерб. И добавил, что, если я денег не возьму, то он Колупаевых точно наизнанку вывернет. Не по себе мне, Наташа, стало – отказалась от американских денег. Но он тут же кликнул какого-то из своих крепышей, так они мне через четверть часа привезли нашими деньгами. А тут как раз у Тарасовых козлёнок остался от продажи. Девочка, – и Анна Ивановна повернула ко мне своё приобретение, – тоже Асей назову.
– Бе-е-е, – поздоровалась со мной новая Ася тоненьким голосом.
– Ну, Анна Иванна, хорошо всё то, что хорошо заканчивается, – разделила я её радость.
– Я только вот чего боюсь, – зашептала она, а козочка навострила на её слова уши. – Что если вдруг Трубачёв с меня долг потребует? От него ведь чего угодно можно ждать: такие вещи про него рассказывают…
– Да чего он будет с вас требовать? Что вы думаете, для него это такая уж большая сумма?
– Вот и он мне так сказал. И смеялся всё, говорил: дело удачное провернул… Ну, ладно, Наташа, пойду, а то Ася, наверно, уже есть хочет.
– Ме-е-е, – подтвердила предположение Анны Ивановны коза Ася.
На том мы и разошлись в разные стороны. Когда я уже подходила к своему дому, то встретила Толика Колупаева. Он, озираясь, тащил мешок чего-то сыпучего – то ли песка, то ли муки, – видимо, упёр где-то. Интересно, если бы он узнал, что Трубачёв недавно хотел вывернуть его вместе с младшим братом наизнанку, то как бы отреагировал? Должно быть, без особого восторга.
Трубачёв Слава – бывший пионервожатый нашего класса, который в начале 90-ых годов превратился в местного криминального авторитета по прозвищу Горнист. Он действительно был когда-то горнистом и маршировал в колонне пионеров в первом ряду. Это было очень красиво, хотя и несколько воинственно. Слава гордился своей фамилией, потому что в то время был очень популярен персонаж из фильмов для детей и юношества Васёк Трубачёв.
Но это было в ту далёкую эпоху, когда все мы были наивными детьми и горячо верили в то, что являемся гражданами самой лучшей страны в мире. Тогда все дети Советского Союза состояли в советских детских и молодёжных организациях и союзах, что само по себе было неплохо. Хотя сейчас многие наши сограждане и плюются при воспоминании о той поре и неистово накладывают на себя крестное знамение, уверяя всех в своей непричастности к подобным учреждениям. Принято считать, что тогда не было свободы. Может быть. Но её и сейчас нет. Сегодня многие люди по-прежнему несвободны, только не от государственного гнёта, а от гнёта проходимцев всех мастей и собственных дикости и дурости.