Откуда-то появилась женщина с ведром в одной руке и шваброй в другой. Взглянув на Мишку, спросила:
— Тебе чего, сынок?
Он ответил не сразу, почему-то обиделся за ее вопрос. «Неужели не видит, что на работу пришел?» — подумал Мишка. На нем была новенькая темно-синяя спецовка, в руках он держал узелок с завтраком — мать завязала ему два яичка и кусок хлеба. Мишка мельком взглянул на себя — остался доволен, спецовка была настоящая. Переступил с ноги на ногу, новая одежда зашуршала, как прорезиненный плащ. Это окончательно успокоило его, и он дружелюбно ответил:
— Мне Сергея Михайловича.
— Минакова? Не приходил еще.
Мишка решил подождать на улице. Мимо него через пути шли в одиночку и группами машинисты с железными сундучками, главные кондукторы с большими кожаными сумками, проводники, разные начальники в добротных кителях и блестящих погонах.
Прошел отец Федора. Он был уже не начальником — сняли, и ходил он теперь не в белом кителе, а в обыкновенном темно-синем, и без погон. «Дохапался, — подумал Мишка, глядя ему вслед. — Счастье твое, что еще не судили…» Он шел один, о чем-то думал и не заметил Мишку.
После короткого перерыва огромной лавиной двинулись рабочие — слесари, осмотрщики вагонов с длинными молотками, плотники, маляры… На многих были такие же спецовки, как и на Мишке. Ему было приятно это, смущало лишь, что на нем спецовка совсем новенькая, без единого пятнышка. «Ничего, — успокоил он себя, — я постараюсь ее быстро привести в рабочий вид…»
Он почувствовал у себя на плече чью-то руку, поднял голову, увидел Минакова.
— Уже здесь? — Сергей Михайлович окинул Мишку взглядом, подмигнул: — Хорош рабочий человек! Ну, пойдем.
Он провел его в мастерскую. Там уже было полно народу. Рабочие раскладывали инструменты, громко переговаривались, готовились к трудовому дню.
Сергей Михайлович подошел к одному рабочему, поздоровался с ним за руку, сказал:
— Фомич, вот тебе помощника привел. Учить будешь.
Фомич, небольшого роста, худощавый, с морщинистым лицом старичок, посмотрел на Мишку и, улыбнувшись, пришепетывая, сказал:
— Ну, что ж, хорошо. Учить молодежь надо.
Фомич на Мишку не произвел впечатления, ему хотелось, чтобы его учил какой-нибудь сильный, здоровый дядька с огромными кулачищами. Но Мишка не подал виду, подумал: «А может, этот старый рабочий знает больше других?»
Сергей Михайлович ушел. Старик, откладывая в сторону инструмент — молоток и длинный разводной ключ, — спросил:
— Тебя зовут как?
— Мишка.
— Ну, что ж, хорошо. Забирай, Миша, инструменты, пойдем работать. — Он взглянул на него добрыми стариковскими глазами, добавил: — Харчи-то оставь, вот в тумбочку положи. Никто не возьмет, не бойся.
— Я не боюсь… — усмехнулся Мишка, смутившись.
По дороге Фомич рассказал Мишке:
— Будем менять с тобой батареи. Железную штамповку выбрасывать, а ставить чугунные, покрепче. Чтобы шесть-семь атмосфер выдержали.
— Зачем?
— К теплоцентрали подключать будем, а там давление не то, что в нашей котельной.
Они пришли в помещение за депо. Во дворе Мишка увидел целый штабель тяжелых чугунных батарей, красных от ржавчины. Возле них — грубо сколоченный из толстых досок верстак с большими тисками.
В помещении старик бросил на пол ломик, кивнул на выкрашенную голубой краской батарею:
— Вот это и есть штамповка, будем выбрасывать ее.
Он стал не спеша закуривать, не спуская глаз с батареи. Мишка стоял, смотрел на него и не знал, что делать. Ему не терпелось начать работать. Он порывался спросить, но не решался. Наконец старик взял у него ключ, зацепил им гайку, которой присоединена батарея к трубе, нажал. Сухо треснул толстый слой краски, гайка сделала четверть оборота, отошла от батареи.
— Ага, ничего, хорошо идет, — сказал старик.
Он открутил все гайки, потом поддел снизу ломиком, снял батарею. Из-за нее посыпалась штукатурка, мусор. Под окном оголился серый, в паутинах квадрат стены.
Отставив батарею, Фомич принялся за переключатель.
— Дайте я, — робко попросил Мишка.
Старик не ответил, продолжал работать.
— Эту штуку тоже заменять будем, новые вентиля поставим, — пояснил он. — Понял как?
— Можно я сам?
— Бери, работай.
Обрадованный Мишка взял ключ, подошел к другой батарее. Руки у него дрожали, уши загорелись огнем, на лбу выступил пот. Чтобы скрыть волнение, он быстро зацепил ключом гайку, нажал, но ключ сорвался, и Мишка чуть не упал.
— Ты не торопись, — сказал старик. — Так можешь руки поранить. Зацепляй хорошо, руками берись подальше от головки, так легче.
Закусив губу и сгорая от стыда, Мишка приступил второй раз к гайке. Нажав почти на самый конец ключа и почувствовав, как гайка тронулась с места, Мишка чуть не подпрыгнул от радости. «Действительно — легко, когда на конец нажимаешь, — подумал он, перехватывая ключом гайку. — Рычаги! — вспомнил он. — По физике учили…»
— Ну вот, хорошо! — одобрил Фомич. — Не торопись только. Снимай все, а я пойду готовить новые. — Он взял молоток, ушел.
Оставшись один, Мишка почувствовал себя свободнее. Теперь если ключ и срывался, никто не видел.
После обеда, сняв последнюю батарею, Мишка вышел во двор.
— Все. Что мне еще делать?
— Дело найдется! — сказал старик весело. — Пробки можно ставить. — Он подошел к одной батарее, ввинтил в нее пробку, объяснил: — Чтобы вода не просачивалась, до конца не закручивай, а сначала возьми краску, помажь кругом оставшуюся резьбу и раза два-три обмотай концами, — указал он на паклю, — а потом уже зажимай.
Мишка увлекся работой, хотелось сделать как можно больше и хорошо. Намазывая очередную пробку краской, он капнул на брюки, испугавшись, стал быстро стирать ее рукой. Но не стер, а лишь размазал. «Будет мать ругать, новую спецовку и уже уделал…» Он стал осматривать себя и обнаружил, что в нескольких местах она испачкана ржавчиной. Мишка совсем растерялся, но, взглянув на старика, успокоился: у того спецовка совсем засалена. «Чудак-человек — испугался! Я ж на работе! Плохо только, что краской испачкался, будто маляр. Надо замазать». Он собрал пальцем с резьбы черную смазку, потер пятно. «Во, теперь совсем другое дело!»
Неожиданно загудел гудок.
— Что, уже конец? — удивился Мишка.
— Да, шабаш, — сказал старик, собирая инструмент.
— Как быстро!
— Завсегда кажется быстро, когда работа по душе. Нравится?
— Да, — сказал Мишка, и глаза его заблестели. — Нравится!
— Молодец!
В носу у Мишки что-то защекотало, он потер его тыльной стороной руки. Заметил, что испачкал лицо, но не стал вытирать, подумал: «Пусть, я же на работе был… С работы все грязные приходят», — и мазнул себя по щекам еще раз, нарочно.
Он взял паклю, вытер руки и не выбросил ее, а, зажав в кулаке, так и понес домой. Такая пакля всегда вызывала у Мишки непонятное чувство — он часто видел, как ею пользуются и шоферы, и трактористы, и машинисты, и слесари. И вот, наконец, он вытирает руки такой же паклей.
Первый рабочий день закончился. У Мишки на душе было так весело и торжественно, как ни в один праздник. Он, гордый, выходил из депо вместе с большой группой рабочих. Наконец-то осуществилась его давнишняя мечта — он стал рабочим. «Как хорошо, если бы сейчас встретился кто-либо из знакомых… Вот бы Валю встретить!» — подумал Мишка и повернул на ту улицу, где она живет.
Но Валю Мишка не встретил и пошел домой.
Проходя мимо школы, остановился: там жили чужие люди — в школе разместился лагерь городских пионеров.
Мишка стоял и смотрел издали на свою школу, куда он почти каждый день в течение семи лет приходил как к себе домой. Теперь это кончилось…
Прощай, школа!..