По привычке Ромка доехал бы до нужного места на подножке, но с девчонкой было неловко. Он прошел с ней в вагон и попросил у кондукторши два билета. И Нину это почему-то не удивило, точно так и полагалось.
Мари жил в семиэтажном доме на Мойке. Шумова и Громачев поднялись на последний этаж и позвонили. Дверь 01 крыл сам Сергей Евгеньевич. В прихожей он помог Нине снять шубку, повесил ее и провел гостей в небольшую комнату, в которой вместо стен от пола и до потолка были стеллажи с книгами.
— Вот это да! — восхищенно сказал Ромка.
А Нина вела себя так, словно все это ей было не в диковинку.
— Вот диван, качалка, кресло… садитесь, кому как удобней, — предложил Сергей Евгеньевич. — Сейчас нам принесут чай, и мы начнем.
Не успел Ромка вытащить тетрадку со стихами, как в комнату вошла седая женщина, очень похожая на сына, с добрыми, приветливыми глазами. Она внесла поднос с тремя чашками и печенье.
— Будьте знакомы… Это моя мама, Елизавета Викторовна, — сказал Сергей Евгеньевич. — Нина и Рома, мои коллеги по живой газете… — Представив матери ребят, он попросил:
— Если они будут приходить без меня, прошу беспрепятственно пропускать в кабинет. В общежитии им мешают сосредоточиться.
— Понимаю… с удовольствием приму. Пожалуйста, пейте чай, пока не остыл.
Елизавета Викторовна не осталась в кабинете, незаметно удалилась.
Громачев, съев печенинку, запил ее вкусным чаем и принялся нараспев читать подражание Лермонтову:
Он высмеивал самого себя в роли секунданта и товарищей, отстаивающих свою честь кулаками. Во время чтения стихов Нина прыскала со смеха. Открыто улыбался и Сергей Евгеньевич.
— Забавно и… зло, — похвалил он. — Эту сценку хорошо бы поставить двухпланово: стихи читать в несколько голосов, а кулачных бойцов изображать мимически, как бы в замедленной съемке. Получится своеобразно. Но стихов маловато, хорошо бы еще что-нибудь.
— Придумала! — воскликнула Нина. — Предлагаю показать наш типический урок по теории. Вызванный ученик вразвалку, неохотно тащится к доске, а там выламывается, не отвечает, потому что ни бум-бум не знает. Преподаватель же уговаривает его, подсказывает и в конце концов почти все отвечает сам, но нахваливает лентяя: «Молодчина, а боялся выходить к доске. Великолепно ответил! Ставлю «хор.».
— Это было бы интересно. Но разве у нас есть такие преподаватели? — усомнился Сергей Евгеньевич.
— Сколько угодно, — поддержал Нину Ромка. — У нас чуть ли не ежедневно такое творится. Эту сценку можно так раздраконить, что в зале животы надорвут. Следует в таком же духе и мастеров показать. Предположим такой тип: он покрывает лодырей и проказников перед начальством. Ребята хвалят его: «Во мастер! Свой мужик, не продаст». В благодарность ученики покрывают проделки мастера, который приходит с похмелья с тяжелой головой и отсыпается в тайных местах. В случае опасности — у них условный сигнал: «Шарики… Шесть!» Кончается тем, что они ездят друг на друге верхом.
— Да, да, — согласился Сергей Евгеньевич. — Такие сцены следует делать утрированно, в гротесковом плане. А может, устроить перекличку с бурсаками Помяловского?
— Ой, было бы здорово! — подхватила Нина. — Понимаете, бурсаки в допотопных одеждах, и мы чем-то похожи на них. Колючая будет газета.
— А нам холку не намылят? — спросил Ромка, уже знавший, какие обиды вызывают насмешливые стихи.
— Кто? — не поняла Нина.
— И начальство и… свои ребята.
— Ну, действительно. Мы же не фискалить будем, а открыто покажем изъяны, высмеем их.
— Вот за это и надают.
— Волков бояться — в лес не ходить, — заметил Сергей Евгеньевич. — Придется запастись мужеством и твердо отстаивать свои принципы. Это всегда нелегко, но надо пробовать, если мы хотим быть смелыми общественными деятелями, а не пугливыми обывателями.
На следующий день Громачев встретил Шумову во дворе фабзавуча. Она была в рабочем синем халатике. Поздоровавшись, Нина с лукавством спросила:
— Сегодня пойдем творить к Сергею Евгеньевичу?
— Неловко каждый день надоедать. К тому же у меня сегодня вечер занят.
— Свидание с кем-нибудь?
— Ага, с консультацией.
— С кем? С кем? — не поняла Нина.
— Туда не на трамвайной «колбасе» ездят, а на Пегасе. С доктором-стихоправом встречаюсь, — пояснил Ромка. — Есть такой в журнале «Резец».
— Возьми меня с собой, — попросилась Шумова. — Я только послушаю… буду сидеть как мышка, не шевельнусь.