Несмотря на утомительный многочасовой переход, сил у Вениамина еще предостаточно. Он то и дело сворачивает с тропы и, высоко вскидывая длинные ноги, бежит к реке. Там непролазными душными куртинами растет смородина. Наломав охапку рясных веток, он догоняет караван и со стеснительной улыбкой угощает Леву. Эта улыбка прочно отпечаталась на вытянутом лошадином лице парня; ею он как бы заранее признает всех людей умнее, значительнее себя и выражает готовность подчиняться кому угодно.
Вениамин и Лева из той довольно еще многочисленной категории рабочих, которые зовутся сезонниками, бичами. Ранней весной они, точно перелетные птицы, со всех концов страны слетаются в Тюмень, запруживают коридоры геологического управления. Кого тут только нет! И шахтер из Донбасса, которому врачи насоветовали прочистить таежным воздухом легкие от угольной пыли, и алиментщик из-под Ленинграда, радующийся тому, что не скоро теперь разыщет его исполнительный лист, и алкоголик, уходящий в леса, точно в скит, спасать свою грешную душу, и будущий десятиклассник, захотевший раньше времени узнать, почем пуд соли, и положительный семьянин, мечтающий о собственном домике, для покупки или строительства которого нужен некий капиталец, и заурядные летуны — перекати-поле — любители длинного рубля.
На север летят перелетные птицы. На север плывут весной теплоходы. По Туре, Тоболу, Иртышу, Оби. У Березова, известного меншиковской ссылкой, один из теплоходов поворачивает на запад, в Сосьву, и еще через сутки пути пристает на реке Ляпин к поселку Саранпауль.
Всю дорогу за окнами кают зеленеют однообразные низкие берега, на палубах гремит музыка — развеселые песенки про любовь и туманы, причем уже на второй день песенки, как и берега, начинают повторяться, набивают оскомину; а в каютах — мягкие диваны, зазывные столики, сверкающие умывальники с горячей и холодной водой, все располагает к праздности и веселью.
На всем теплоходе один Вениамин не берет в рот ни капли хмельного, упрятал деньги за подкладку куцего Пиджачишка и вытаскивает по рублику только на еду — не от скупости жмется парень, не от жадности, не потому, что Плюшкин, а потому, что боится остаться без копейки; как перст один Веня на всем белом свете, ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестер, ни родни маломальской, дальней; вырос в детдоме и, как многие детдомовские ребятишки, родства не помнящие, фамилию получил Непомнящий. Постоянной бережливостью страхует себя Вениамин от всевозможных превратностей судьбы.
…Чем бесшабашнее веселье на теплоходе, тем сильнее оглушает берег. Не отошедшая после зимних стуж земля гремит под ногами, как чугунная. От ветхих домов с провалившимися крышами пахнет тленом. Поселок, некогда стоявший на бойком тракте, по которому на тройках с малиновым звоном вывозили в столицы пушнину со всей Сибири, теперь затих, и несколько новых домов — контора, мастерские, склады, магазин, столовая — не в состоянии пока возродить его к жизни. Поселок ждет открытий.
На западе над черными лесами висят горы, на них еще лежит снег, и днем они кажутся легкими и прозрачными, как облака, а вечером, когда обливаются закатным заревом, горят жарко, точно груды раскаленных углей, но днем и вечером от них одинаково тянет холодом, и недавние пассажиры стараются не смотреть на горы, потому что не сегодня-завтра сами там будут…
Вымокший, со сбитыми лапами Захар прыгает вокруг хозяина, скулит, просится на руки. Хозяин на жалобы щенка не обращает никакого внимания. Он думает о своем. Думает о том, что нынче ему крайне не повезло. Партия крохотная. Продуктов кот наплакал. Не разбежишься шибко. И с женщинами бедно. Одна геологиня. Он бы не прочь и с ней побаловаться, но такую не возьмешь голыми руками. Да и муж под боком. Зачем только жены шатаются вместе с мужьями. Тоска! Как тут не вспомнить прошлое лето.
Прошлым летом Лева работал в топографической партии в Саянах. В партии были одни девушки, если не считать самого Леву да конюха хакаса Захара. Этот Захар в счет не шел. Есть да спать только и умел, на другое ума не хватало. Да и страшноват был: глаза-щелочки, нос сплюснут, зубы выбиты. Рядом с ним Лева выглядел лучше некуда — да еще золотая фикса во рту!
В горах было много змей. Начальница предупредила: перед тем как ложиться спать, тщательно проверять спальные мешки.
Вечером Лева намочил веревку и засунул в Захаров спальник. Девчата сидели вокруг костра, когда из мужской палатки донесся истошный вопль, а секундой позже, крутясь волчком, выскочил на одной ноге Захар — откуда только и прыть взялась в сонливом, вялом хакасе.