Собачка была с ним чужая. Видит, трясется собачка, унюхала. И ее затолкал в мешок. Стал ждать. Хозяин вышел метрах в десяти от скалы. Полыхнул огонь, ахнул выстрел. Медведь круто поворотился и во все лопатки понесся обратно, добежал до ледника, взобрался на него, но тут лапы зверя вдруг разъехались в разные стороны, он упал на брюхо и уже больше не пошевелился… Потом ребята шутили: какой умный медведь попался! Чтобы не утруждать людей, сам забрался в холодильник. Чуть ли не целый месяц варили медвежатину, зараз по полному ведру, килограммовыми кусками — ешь, не хочу! Вот бы сейчас такой фарт подвалил!
— На медведя я тебя всерьез-то не настраиваю: рискованно с ним встречаться. Но, может, набредешь где на отбившегося от стада оленя или глухаря подстрелишь — тоже давай сюда. Впрочем, не мне тебя учить.
— Ладно, попытаю счастья, — кивнул Александр Григорьевич.
— А я с удочкой по берегу пройдусь. Ежели что добудем, завтра при любой погоде — в маршрут.
— Оцять переходим на подножный корм, — сморщился Герман.
— Ты останешься в лагере. Займетесь с Машей образцами. Много уже накопилось. Пронумеруйте, опишите, заверните в бумагу. Ясно?
— А мне что делать? — спросил подошедший от сушилки Вениамин.
— А тебе придется съездить к воркутинцам и узнать, не пришел ли ответ хотя бы на одну из наших радиограмм. Коли не пришел, попросишь переслать новую: продукты кончились, срывается работа, срочно высылайте вертолет. Запомнил?
— Так точно! Продукты кончились, срывается работа, срочно высылайте вертолет.
В палатке Коркин переложил лепешки из кармана в рюкзак, предварительно завернув их в полиэтиленовую пленку. Там у него уже лежали коробочка с солью, полпачки чая и жестяная банка из-под мармелада с рыболовной снастью — крючки, лески, мушки, поплавки. Снаружи пристегнул к рюкзаку закопченный котелок, сделанный из литровой консервной банки.
Маша следила за сборами мужа и покусывала припухшие губы.
— Ты что? — спросил Коркин.
Маша вдруг прижалась щекой к его плечу и прошептала:
— Не пропадай долго. Скучно без тебя.
— Вот так да! Всю жизнь без возражений отпускала куда угодно, а тут вдруг скучно стало! Что-то не похоже на тебя.
Они стояла на коленках друг против друга в низенькой палатке. По брезенту шелестел дождь, окропляя их лица прохладной пыльцой.
— Я быстренько, — заговорщицки подмигнул жене Коркин. — Одна нога здесь, другая там.
Выбравшись наружу, он надел рюкзак, вскинул на левое плечо малопульку, в правую руку взял прислоненное к палатке удилище и отправился в путь.
Настоящая рыбалка была далековато от лагеря, в верховьях Кожима, километрах в семи по прямой, а по реке и того дальше.
Коркин вброд перешел ручей и в нерешительности остановился перед густеющими зарослями тальника и черемушника. Топор истопников по ним еще не гуливал, разыгравшийся ручей спасал. На каждом листочке — вода. Удилищем он пошерудил впереди себя, обрушивая капли наземь, однако это мало помогло: когда выбрался на чистое место, сухой нитки на нем не осталось.
Дальше путь шел по старой оленеводческой дороге, которая то гладкими полированными следами нарт скользила по красным глинистым буграм, то заглубевшими колеями ныряла в мокрые ложки, то совсем терялась в гнилых болотцах, заросших ржавой жесткой травой.
Справа, под обрывом, глухо ворчал Кожим, а слева неторопливо набирали высоту бурые холмы. На их плоских вершинах лежали серые водянистые облака.
…В подобных одиноких походах обычно укладывались в порядок мысли, смирялись сомнения, проходила тревога, и на душе Коркина становилось легко, ясно. Но на этот раз успокоения не было. Тревожило и бесило не столько то, что партия снова осталась без пищи, сколько то, что на добывание этой пищи уходили поистине драгоценные дни, недели. С голоду-то они не погибнут. Коркин не представлял, как в этих местах можно погибнуть с голоду. Речки кипят рыбой. По лесным колкам бродят царственные лоси. В карликовой березке прячутся выводки куропаток. Нет, не погибнут. Но на работу времени уже не хватит. Середина августа, конец полевого сезона, а, считай, половины не сделано. К пятнадцатому сентября выпадет снег и — возвращайся домой! Нет, с пустыми руками домой он не вернется. Покуда не исполнит всего, что положено, никуда отсюда не уйдет.
Коркин пробирался через мокрый ложок, заросший все теми же узколистыми тальниками, когда из-под ног его с шумом сорвался выводок куропаток. Хлопая крыльями, как накрахмаленными салфетками, птицы перелетели через кусты и упали в ржавую траву.