Мичман Палеолог! О многом, очень многом надо было бы теперь узнать из ваших воспоминаний: о Гурзувитосе — Гурзуфе и доме Пушкина. О поручике Юрасовском и шашке Лермонтова. О картине, которая находилась в Аутке, пусть даже и не Ренина. О Георгиевском монастыре и о храме Дианы на мысе Фиоленте, где ночевал Пушкин, перед тем как двинулся на Бахчисарай. О ваших детях-славистах, которые, может быть, собирают сведения о зарубежных пушкинских материалах и знают, какие картины и миниатюры скрывают в своем парижском доме Дантесы.
Александр Константинович, проходят годы, а вас в Ялте помнят. Не забывают и в «Интуристе», и на киностудии, и в порту, и в таксопарке. И что интересно — обнаруживаются все новые и новые люди, которые рассказывают о вас. Пусть встречи с вами были и мимолетными, но они запомнились людям. Вы запомнились. Вы были частью Ялты, Крыма, России.
Богиня Артемида, подайте мичману Палеологу парус-облако и с первым же летним теплым ветром перенесите его в Крым, в Тавриду. Сам он этого сделать не успел. Умереть он хотел дома, в России.
Июнь, 1988 год. Я разговариваю с актрисой Аллой Сергеевной Демидовой, которая только что вернулась из Канады, где была в составе делегации театральных деятелей.
— Миша, это произошло в Квебеке. Я встретилась… — Алла секунду помедлила, с дочерью Палеолога.
— Еленой? — сразу вырвалось у меня.
— Да. Так что круг замкнулся…
Выяснилось, что Елена Палеолог преподает сейчас русский язык в Канаде, в университете Лаваля. Алла рассказала ей о нашей с Викой книге, о «Настойчивости грусти». Елена Александровна показала альбомы, посвященные отцу и всем Палеологам, старшим и младшим, которые сейчас живут во Франции. Вспомнила о встречах отца с Буниным, Цветаевой, Эфроном, Зайцевыми. Она сама возила на своей машине Аллу и других членов советской делегации — показывала Канаду. Она любит Россию и дорожит всем русским. Елена… Елун…
Слушая Аллу, я думал: действительно круг замкнулся. У Аллы есть адрес и телефон Елены Александровны Палеолог.
ДУЭЛЬНЫЙ КОДЕКС
В Доме творчества в Ялте, на «Литфондовской горе», балкон нашей комнаты граничил с балконом писательницы Натальи Максимовны Давыдовой. Случилось так, что у нас зашел разговор о Лермонтове и Адель де Гелль. О Кучук-Ламбате. О Валентине Михайловне Голод, которую Наталья Максимовна тоже знала, видела ее коллекцию миниатюр, в том числе и миниатюру Вареньки Лопухиной. Мы переговаривались через разграничивающие балконы перила, и Наташа вдруг сказала:
— У меня в домашнем архиве имеется кое-что для вас. Позвоните в Москве, я передам.
Мы с Викой подумали: балконная беседа — и, приехав в Москву, не позвонили. Сочли неудобным. Миновали лето и осень. Когда мы с Наташей Давыдовой случайно встретились в Москве, она напомнила: