— В следующий приезд сфотографирую, с вашего позволения, панораму города. Отсюда.
— Конечно.
— Отправлю парижским друзьям.
— Московская пушкинско-лермонтовская точка, — сказал я.
Валентина Михайловна предана Ленинграду. В годы блокады работала в кинохронике и полностью приняла на себя блокадные дни и ночи.
Перед нашим с Викой последним отъездом в Ленинград я разговаривал со старшим научным сотрудником лермонтовского дома-музея Светланой Бойко, и она просила меня поговорить с Валентиной Михайловной, чтобы Валентина Михайловна прислала фотографию с миниатюры Вареньки Лопухиной на ее родную Молчановку. Я пообещал и вскоре привез.
— Отсюда, — показал я Валентине Михайловне Голод на музей Лермонтова, — начинается Пушкинская тропа. Знаменитая Собачья площадка прямо у наших с вами ног. Здесь у Соболевского, как вы знаете, останавливался Пушкин. Был счастлив — ничто ему еще не угрожало, даже женитьба.
— Я была в семье Дантесов, — вдруг медленно проговорила Валентина Михайловна. — В силу обстоятельств. Первый раз в 1968 году.
Что со мной произошло при этих словах Валентины Михайловны? Я бы так охарактеризовал свое состояние — изумленная тишина.
— Потом я еще раз была у Дантесов. Когда приехала в Париж через несколько лет. — Валентина Михайловна понимала, какое это производит на меня впечатление.
Валентина Михайловна время от времени наезжает во Францию к родственникам. Посетила и Дантесов, в силу обстоятельств, как она сказала.
С моей стороны изумление не проходит, даже, наоборот, усиливается. Вика на кухне занимается чаем и вовсе не ведает о нашем разговоре.
— Вы же знаете, что я интересуюсь миниатюрами, видели мою коллекцию. У Дантесов, как мне говорили, была богатейшая коллекция миниатюр и картин. Я встречалась с двумя женами праправнуков, или как там получается. Две мадам Дантес. И у обеих мужья теперь уже умерли.
Дальше разговор продолжался за чаем, и мы слушали Валентину Михайловну уже вместе с Викой.
— Всех миниатюр я не увидела: оказались не в парижском доме, а за городом, что-то километрах в шестидесяти от Парижа. Куда по какой-то причине в тот мой визит во Францию нельзя было ехать. Младшая дочь мадам Дантес была больна. Да, кажется, это и послужило причиной тому, что мы не поехали в их загородное имение. В гостиной, где мы сначала сидели, было много портретов предков хозяев, и среди них — небольшой, но очень хороший портрет Пушкина, писанный маслом.
— Миниатюры из пушкинской эпохи у них есть?
— Не знаю. Я тоже на них рассчитывала. Мне предложили навестить больную девочку. Она лежала в огромной кровати своей матери. На девочке было надето что-то в виде «татьянинки». Меня поразило удивительное сходство девочки с Натальей Николаевной Пушкиной. Сходство было почти фотографическим. Звали ее тоже Натальей.
Слушая Валентину Михайловну, у меня мелькнула мысль — не был ли этот небольшой очень хороший портрет Пушкина, находившийся в гостиной, тем самым портретом, который прежде висел в Сульце в комнате у Леонии — младшей дочери Жоржа и Екатерины Дантесов. Леония любила Пушкина, все собирала о нем, читала его на русском языке. Для чего специально выучила русский язык. Умерла Леония рано. Я сказал об этом портрете и своем предположении Валентине Михайловне.
— Все может быть, — согласилась Валентина Михайловна. — Я знаю, что в имении Дантесов было много фамильных портретов, и среди них — портреты Пушкина.
— Пушкин у Дантесов, — подумал я вслух. — До сих пор… Среди портретов других родственников.
Никак не хотелось признавать, что Пушкин и Дантесы родственники через Наталью и Екатерину — родных сестер. И что старшая сестра Екатерина сразу же после замужества написала отцу Жоржа Дантеса в Сульц: «Милый папа́, я очень счастлива, что, наконец, могу написать вам, чтобы благодарить от всей глубины моего сердца за то, что вы удостоили дать ваше согласие на мой брак с вашим сыном, и за благословение, которое вы прислали мне и которое, я не сомневаюсь, принесет мне счастье…»
И это написано, когда над младшей сестрой, над ее семьей уже нависало великое непоправимое несчастье.
— Сколько было детей у Дантесов? Напомните? — попросила Валентина Михайловна.
— Четверо. Матильда, Берта, Леония и сын Луи-Жозеф. Он младший, — ответила Вика. — После рождения сына Екатерина умерла. Катрин де Гончарофф, баронесса де Геккерн.