Вот кстати, надо будет по весне, как снег на улице сойдет, нанять артельщиков деревянные тротуары с края дороги сладить, да и крупного песка с колотым гравием подсыпать, а то даже за пределы слободки без грязи на ушах не выбраться.
— Откуда у тебя это? — Гандыба с удивлением рассматривал три изящные чашки из фарфора с замысловатым цветным рисунком. — Никак кто в Китай тропу пробил.
Нет, не верят купцы в русский народ, совсем не верят. Как что хорошо сделано, так сразу заслугу либо немцам записывают, либо китайцам, а наш мастеровой Ванька даже в фантазии у них не всплывает, а зря, между прочим:
— Сладили в моей мастерской, в основном Иваном Степашиным, — сообщил я купцу, — мастеру двадцать два года отроду. Цветную глазурь подбирал китаец, а роспись сами сделали.
На самом деле Иван, имя которого я здесь засветил, потомственный гончар, и вся его заслуга пока состояла в изготовлении одной чашки из обычной глины, тут уж ничего не скажешь — мастер от Бога. А вот остальное делалось другими людьми, скрытно, втайне от всех. Даже печники не знали что именно обжигают в пеналах из белой глины, от них требовали только нужную температуру держать, да следить чтобы пеналы разогревались равномерно.
— Врешь! — Выпучил глаза купец. — Такой фарфор даже в Китае немалых денег стоит, а уж в Москве по весу золота пойдет.
— Не знаю, сколько там чего в Китае стоит, а сделано это у нас.
— Это, что же, столько лет здесь китаец прожил, а секрет фарфора только тебе открыл?
— Ну, да, — пожал я плечами, — чего удивляться? Мы же его на постой взяли, кормим за свой счет.
Вот в чем, а в фарфоре Лу совсем ни уха, ни рыла, но легенда с его якобы участием очень хороша, все дальнейшие вопросы отпадают сами собой. На местного мастера раз двадцать наедут все кому не лень: откуда узнал, кто показал, кто научил…? А тут сообщил, мол, китаец сделал и все этим сказано.
— Кто еще об этом знает? — Сходу обеспокоился купец.
Ха, сразу въехал в суть ситуации, тут ведь главное не заиметь, а суметь утаить, что имеешь.
— Все это делалось в тайне, Иван Федорович, — успокоил человека, — и дальше не будем об этом никого извещать. Даже печники не догадываются, но на будущее надо будет придумать чего, чтобы любопытные не лезли.
Странно, но главный вопрос так и не был до сих пор задан, неужели и дальше не спросит? Однако купец меня не разочаровал:
— Ну а мне тогда для чего об этом поведал? — Прищурился Гандыба.
— А как же, Иван Федорович? — Картинно развожу руки. — Товар есть, а покупателя нет.
— Ах, вона чего, — хмыкнул купец, — тогда только под продажу, и моя часть с того немалой будет.
Я вздохнул — вот и начался торг, но зря Гандыба надеется на этом с меня лишнее поиметь, прежде чем к нему идти, я почти всех караванщиков обошел и точно знаю, чего, как и почем.
Торговались на этот раз очень долго, по рукам ударили, кода солнце опустилось за горизонт, и все потому, что на этот раз я отказывался брать у купца товар и требовал оплату деньгами. Вообще-то мне понятно, почему купец не хочет расплачиваться деньгой, просто для него это упущенная выгода. Так бы он набрал товаров на эти деньги, накинул свой процент да привез сюда на реализацию, а на деньги процент не накинешь. Но местным товаром я и так обеспечен, а вот деньгами не очень, и своих не достанешь пока доход не объяснишь, так что деньги и только деньги, здесь они стоят больше своей номинальной стоимости.
— Значит, договорились, — подвел итог купец, — к концу февраля ты готовишь фарфору на три воза, два воза с простой росписью, с китайским зверем, и один воз с красной, золоченой, да такой, чтобы не стыдно было и знатным боярам продать.
— Договорились, — подтвердил я результаты наших торгов, — а с тебя, если получится, патент на стекло, на его выкуп можно потратить до трети моей доли. А будут требовать больше, то патент не нужен.
— Да зачем тебе это? — Стал увещевать меня Гандыба. — Монастырским-то понятно, они смальту в Москву без пошлины провезут, а нас-то в Томске обдерут как липку.
— Так я на смальту не замахиваюсь, будем стеклярус лить, а его пока никто пошлиной не обнес.
— А сможешь? Это не просто стекло варить, это же заводик ладить надо, люд мастеровой знакомый со стеклянным делом искать.
— А чего его искать? — Пожимаю плечами. — Сами напросятся.
— На каторжника надеяться — себя не уважать. — Изрек купец.
Опля, а это уже интересно, оказывается купцам все известно о Залепине. Где-то у Зосимы сильно течет, но это уже не мое дело, вернее мое, но именно такое, на которое я и рассчитывал. Замечательно, теперь, когда появится мастерская, вопросов под чьей она крышей не возникнет, а когда возникнет, будет уже поздно.
— Не каторжник он, отмолил грехи. — Ляпнул я, закрепляя уверенность Гандыбы в своем предположении.
Ладно, — махнул рукой купец, — как знаешь. Знак мастеров на фарфор не забудьте ставить.
Это ценное замечание, сей вопрос с Лу я уже проработал, нарисуем пару иероглифов, от нас не убудет, раз Китай в двадцать первом веке фирменными подделками торговать не брезгует, то мне тем более на него равняться надо.
— Это-то мы сделаем, — согласился я, — но у тебя, Иван Федорович, на днях караван в Нерчинск пойдет, пусть от туда пару возов с рисовой соломой привезут. Упакуем фарфор в эту солому и тогда все сомнения, чей фарфор, отпадут.
Гандыба расхохотался:
— Ну и хитер ты, Васька. Это же надо, два воза китайской соломы, да другие купцы голову себе сломают, будут гадать, чего такого я из Нерчинска везу? А и хорошо, скажу, что фарфор из-под самого Нерчинска вез.
За всем эти предметным разговором купец так и не поинтересовался, каких трудов стоило нам сделать эти три несчастные чашки. Он думает, открыл Лу нам секрет и на этом все. Ага, три раза 'ха-ха'. Саму глину замесить, сформовать чашки — на пару дней работы, а вот подобрать глазурь и цвета для раскраски та еще головная боль. То температуры не хватает для просветления глазури, то передержали в печи и вся глазурь пошла сеточкой, то присадки полностью поменяли цвета на рисунке. Каждый день кубометры дров и угля в дым улетали, кабы не прочные тылы, сами бы в трубу вылетели. Но вроде все закончилось хорошо, подобрали нужные рецепты, отладили технологию и даже наработали присадки для различных оттенков краски. А не было бы у меня опыта организации и систематизации ведения исследовательских работ, черта с два бы у нас все получилось. Во главе своего тайного производства поставил старика Ляшку (дали же прозвище мужику) — тоже из бывших гончаров, он в основном и отвечал за всю организационную часть производства сибирского фарфора. Нравился мне этот старик своей рассудительностью и основательностью, ничего из виду не упустит и ничего не забудет, и спуску нерадивым не даст. Кстати, к росписи фарфора приставил Дашку, здесь ее талан будет наиболее востребованным, да и Лизавета пусть руку набивает, ей такая работа нравится. Ну и наконец, как вишенка на торте, охранялось все это зачатками моей охранной сотни, во главе с Тропиным, который теперь отвечал за прищемленные носы любопытных и затыкание дыр болтливых.