— Уверена, что твоей бабушке, дорогая, не понравится, если ты будешь находить в своей комнате кошек. Но возможно, — она застыла над омлетом и пристально уставилась на Мери выцветшими голубыми глазками, — возможно, ты немного одинока здесь, среди стариков?
Мери начала вежливо протестовать, но мисс Марджибенкс как отрезала:
— Конечно, это так! Это совершенно понятно, моя дорогая, совершенно понятно; этот дом — не для детей. Особенно, когда ребенок предоставлен сам себе — хотя вся твоя семья без сомнения нашла бы чем здесь заняться… исследовать всякие закоулки и тому подобное, — она добродушно кивнула Мери. — Как жалко, что викарий сейчас на каникулах. У тебя бы был отличный товарищ для игр… сад такой прекрасный и спускается прямо к реке.
Мери показалось странным (она вспомнила милого, седого, старого пастора на утренней воскресной службе), что мисс Марджибенкс может вообразить его подходящим товарищем для десятилетней девочки, но вероятно мисс Марджибенкс мало знала детей, и при этом так старалась быть доброй, что Мери промолчала. Потом она внезапно вспомнила, что Зеведей говорил о двух кошках на стене приходского дома. Может быть, Тиб и Гип оттуда, а сюда пришли в поисках пищи? Может быть, Гип еще в лесу, одинокий и голодный? Она взглянула на Тиба и. увидела, что он перестал умываться и внимательно наблюдает за ней, как будто читает ее мысли.
— А приходский дом сейчас пуст? — спросила она.
— Нет, нет, — ответила мисс Марджибенкс. — Совсем нет. Старый мистер Спенсер — ты его видела в воскресенье — живет там, пока викарий с семьей в отпуске. Понимаешь, бедный викарий не может уехать в отпуск и оставить приход. Он должен найти кого-то, кто будет служить за него.
— А, понятно, — из всего сказанного Мери обратила внимание только на одно. — У него есть дети?
— Один сын, Питер. Примерно твоих лет, я думаю. Какая жалость, — повторила мисс Марджибенкс, — что они уехали.
— Когда они вернутся?
— Не могу тебе сказать, дорогая. Может быть, узнаю сегодня. Если узнаю, скажу тебе. — Она закончила пить чай и начала складывать салфетку. — Сегодня мы с твоей бабушкой обещали повидаться со старым другом. Со старым, старым другом, — добавила она, чтобы все стало понятно. — Это надолго, так что сегодня, боюсь, ты будешь совсем одна.
— Все будет в порядке, — сказала Мери. — Я поиграю с Тибом, помогу в саду и все такое.
Мисс Марджибенкс махнула рукой:
— Завтра мы придумаем для тебя что-нибудь. Поедем куда-нибудь… может быть, на пикник? — Она с сомнением обратила взор к серому осеннему небу.
Но Мери с восторгом восприняла это предложение.
— Можно? Можно мне сделать это сегодня, ну пожалуйста, мисс Мардж… Маршбенкс? Можно мне пойти в лес и взять с собой второй завтрак? Сегодня нет солнца, но зато тепло. Пожалуйста, можно?
Мисс Марджибенкс задумалась на минуту.
— Почему бы и нет, — в конце концов сказала она. — Хоть сейчас и сентябрь, но тепло и даже душно. Конечно можно, дитя мое. Я скажу миссис Мак-Леод, и она даст тебе бутербродов. Только не заходи далеко и не потеряйся…
— Я не потеряюсь, — ответила Мери, — но мне бы хотелось исследовать лес.
Она вдруг вспомнила о лиловом цветке, ле-тящем-в-ночи, который стоял в спальне в стаканчике для зубной щетки. Может, мисс Марджибенкс знает его настоящее название.
— Я нашла… — начала она, но тут в комнату вошла бабушка Шарлотта, и конец фразы повис в воздухе.
— Как ты поживаешь, деточка? — поинтересовалась бабушка Шарлотта, нежно целуя ее.
Мери пробормотала что-то, означавшее «не хуже, чем вчера».
— Ты хорошо спала? — спросила бабушка Шарлотта спокойным, ровным голосом глуховатого человека.
— Очень хорошо, спасибо, бабушка Шарлотта. Я просыпалась только…
— От чего ты просыпалась? — вмешалась мисс Марджибенкс.
Мери изумил ее тон.
— От шума — я думаю, кошачьей драки, — ответила Мери, и мисс Марджибенкс снова уселась с довольным видом. — А еще был ужасный гром, — добавила Мери.
— Ком? — переспросила бабушка Шарлотта. — В твоей постели? Это непорядок, дорогая моя. Наверно, другой матрац…
— Не ком, бабушка Шарлотта, а гром! — громко сказала Мери.
— Да, дорогая, я понимаю. Нет ничего противнее комковатого матраца, — заявила бабушка Шарлотта.
В эту минуту дальнейшие объяснения были прерваны появлением в комнате страдающего одышкой шерстяного клубка — немолодого и, как мы уже могли убедиться, не очень симпатичного пса — Конфуция.
Одновременно, в одну и ту же секунду, Конфуций увидел Тиба, а Тиб — Конфуция.