— Теперь, мои мальчики, сделайте вашу утреннюю работу, чтобы, когда придет омнибус, вы уже были готовы отправиться в церковь, — сказал папа Баэр и подал пример, направившись в классную, чтобы приготовить задания на следующий день.
Все разошлись по своим делам, так как у каждого была своя маленькая повседневная обязанность, и предполагалось, что он добросовестно исполнит ее. Одни приносили дрова и воду, мели лестницу или бегали с поручениями миссис Баэр. Другие кормили домашних животных и работали на скотном дворе с Францем. Дейзи мыла чашки, а Деми вытирал их, так как близнецы любили работать вместе и в маленьком домике мама давно научила Деми помогать по хозяйству. Даже Малыш Тедди имел свою маленькую работу и топал туда и сюда, убирая салфетки и подвигая стулья на место. Полтора часа мальчики жужжали как пчелиный улей, потом приехал омнибус, папа Баэр и Франц с восемью старшими мальчиками погрузились и отправились за три мили в церковь, расположенную в ближайшем городке.
Из-за надоедного кашля Нат предпочел остаться дома с четырьмя младшими мальчиками и провел счастливое утро в комнате миссис Баэр, слушая рассказы, которые она читала им. и уча псалмы, а затем тихо занявшись вклеиванием картинок в старую амбарную книгу.
— Это мой воскресный кабинет, — сказала она, показывая ему полки, заполненные книжками с картинками, коробками красок, кубиками, маленькими дневниками и письменными принадлежностями. Я хочу, чтобы мои мальчики любили воскресные дни, находили их спокойным, приятным временем, когда они могут отдохнуть от обычной учебы и игр, насладиться тихими радостями и выучить просто и легко уроки, более важные, чем те, которым учат в школе. Ты понимаешь меня? — спросила она, наблюдая за внимательными глазами Ната.
— Вы имеете в виду, что они научатся быть хорошими? — спросил он, после некоторого колебания.
— Да, быть хорошими и любить быть хорошими. Иногда бывает трудно быть хорошим, я это знаю, но мы все помогаем друг другу и так движемся к успеху. Вот один из способов, которыми я пытаюсь помочь моим мальчикам, — и она достала толстую книгу, которая была наполовину исписана, и открыла страницу, где было лишь одно слово на первой строке.
— Но это же мое имя! — воскликнул Нат, с видом одновременно удивленным и заинтересованным.
— Да, у меня есть страница для каждого мальчика. Я веду маленький отчет о его успехах за неделю, а в воскресенье вечером показываю ему записи. Если они плохие, я огорчена и разочарована, если хорошие, я рада и горда, но какими бы эти записи ни были, мальчики знают, что я хочу помочь им, и они стараются из любви ко мне и папе Баэру.
— Я думаю, что это именно так, — сказал Нат, заметив мельком имя Томми на соседней странице и с любопытством задавая себе вопрос, что же может быть написано там.
Миссис Баэр перехватила его взгляд и покачала головой, переворачивая страницу:
— Нет, я не показываю моих записей никому, кроме того, о ком они. Я называю это Книгой Совести, и только ты и я будем знать, что написано на странице под твоим именем. Будешь ли тебе приятно или стыдно, когда ты прочтешь записи о себе в следующее воскресенье, зависит от тебя самого. Я думаю, это будет хорошая запись. Во всяком случае, я постараюсь облегчить тебе жизнь на новом месте и буду вполне удовлетворена, если ты будешь соблюдать наши немногочисленные правила, жить в ладу с мальчиками и научишься чему-нибудь.
— Я постараюсь, мэм, — и худенькое лицо Ната вспыхнуло горячим и серьезным желанием, чтобы миссис Баэр "рада и горда", а не "огорчена и разочарована". — Это, должно быть, очень хлопотно — так много писать, — добавил он, когда она закрыла свою книгу, ободряюще похлопав его по плечу.
— Не для меня, так как я, право, не знаю, что я люблю больше — писать… или мальчиков, — сказала она со смехом, увидев, как удивленно взглянул на нее Нат при этих последних словах. — Да, я знаю, многие думают, что от мальчиков одно беспокойство, но это потому, что они не понимают мальчиков. Я понимаю, и я никогда еще не видела мальчика, с которым не поладила бы, отыскав слабую струнку в его сердце. Да я просто не могла бы жить без моего выводка милых, шумных, озорных, легкомысленных пареньков, ведь не могла бы, мой Тедди? — и миссис Баэр обняла юного проказника как раз во время, чтобы спасти чернильницу от попадания в его карман.
Нат, который никогда не слышал ничего подобного прежде, даже не знал, то ли мама Баэр чуточку сумасшедшая, то ли самая замечательная женщина, какую он встречал. Он, пожалуй, склонялся ко второму мнению, несмотря на ее странные вкусы, поскольку у нее была такая чудесная манера наполнять тарелку человеку, прежде чем он об этом попросит, и смеяться над его шутками, ласково дергая его за ухо или похлопывая по плечу, что Нат нашел очень располагающим.
— А теперь, я думаю, ты хочешь пойти в классную комнату и разучить некоторые из псалмов, которые мы будем петь сегодня вечером, — сказала она, верно угадав, чем именно хочется ему заняться больше всего.
Оставшись в воскресной тишине наедине со своей любимой скрипкой и нотами, поставленными перед ним на солнечном окне, за которым мир наполняла весенняя красота, Нат насладился часом или двумя подлинного счастья, разучивая милые старые мелодии и забывая тяжелое прошлое в радостном настоящем.
Когда старшие мальчики вернулись из церкви и обед кончился, все читали, писали письма домой, повторяли уроки воскресной школы или негромко беседовали, сидя тут и там по всему дому. В три часа вся семья отправилась на прогулку, так как бодрым юным телам нужен моцион, и на этих прогулках бодрые юные умы учили видеть и любить промысел Божий в прекрасных чудесах, которые Природа совершала на их глазах. Мистер Баэр всегда ходил с мальчиками и, беседуя с ними в простой, отеческой манере, находил для своего выводка "проповеди в камнях, книги в бегущих ручьях и добро повсюду".
Миссис Баэр с ее собственными малышами и Дейзи отправились в городок с еженедельным визитом к бабушке, который был для вечно занятой мамы Баэр единственным развлечением недели и величайшим удовольствием. Нат, чувствовавший, что еще не слишком окреп для долгой прогулки, попросил позволения остаться дома с Томми, который любезно вызвался показать ему Пламфильд.
— Ты уже видел дом, так что теперь выйди и посмотри на наш сад, скотный двор и зверинец, — сказал Томми, когда они остались одни с Эйзи, которая должна была присмотреть, чтобы они не натворили бед, ибо хотя Томми всегда был исполнен самых лучших намерений, с ним случались самые ужасные несчастья, и никто не мог точно сказать, как именно до этого доходило.
— Что за зверинец? — спросил Нат, когда они торопливо зашагали по дорожке, огибавшей дом.
— У каждого из нас есть свое животное. Мы держим их в амбаре и называем его зверинцем. Вот и пришли. Ну не красавица ли моя морская свинка? — и Томми гордо продемонстрировал одного из уродливейших представителей этого премилого вида млекопитающих, какого только доводилось видеть Нату.
— Я знал мальчика, у которого их было больше десятка, и он говорил, что даст мне одну, да только мне негде было ее держать, так что я не смог взять. Она была белая с черными пятнами, отличная свинка, и, может быть, я мог бы попросить ее для тебя, если бы ты захотел, — сказал Нат, чувствуя, что это был бы тактичный способ отблагодарить Томми за проявленное к нему внимание.