Выбрать главу

— Какой ты странный. Почему у тебя пятачок?

— В моих краях пятачки есть у всех.

Асмодей рассказал ей о Подземном царстве и тысяче тёмных ущелий. О том, что у него всегда всё наперекосяк. О задании, которое получил от отца. Девочка молча слушала, а он продолжал говорить. Асмодей рассказал о корове, о пасторе и о детях, которые перемазали его слюнями и глиной.

— Остались только несчастные, — сказал он. — Но где найти такую печальную душу, которая готова отдать саму себя?

Девочка поддела ещё один камушек и бросила его в воду.

— Значит, говоришь, из Подземного царства? — переспросила она. — Ты и вправду можешь дать всё что угодно?

— Думаю, да.

— Так я тебе и поверила!

На эти слова Асмодей обиделся. Он посмотрел на куст. И куст тотчас же загорелся. Он искрил, как бенгальский огонь. «Я и не знал, что на такое способен», — подумал Асмодей. А когда он взглянул на чёрную воду, кувшинки вспыхнули и замерцали, словно маленькие фонарики, плавающие по воде.

— Что скажешь? — улыбнулся Асмодей.

Девочка посмотрела на пылающий куст. Затем на сияющие кувшинки. А потом перевела взгляд на Асмодея.

— Я отдам тебе свою душу, — сказала она.

Асмодей ликовал! Теперь ему не придётся стыдиться. Может быть, его даже похвалят. Папа погладит его по голове и скажет, что он прекрасный сын.

Он представил себе, как вытянутся лица у братьев и сестёр, кузенов и кузин.

— Ты получишь всё что угодно! — радовался Асмодей. — Хочешь мешок, полный золота, серебра и драгоценных камней?

— Нет, — поблагодарила Кристина.

— А лошадь хочешь? — предложил Асмодей, почесав макушку. — Лошадь, которая будет плясать, петь и рассказывать смешные истории?

— Нет, — ответила девочка, улыбнувшись, хотя глаза у неё были грустные. — Это совсем не похоже на моё заветное желание.

— А чего же ты хочешь?

— Чтобы мой брат выздоровел. Чтобы он мог жить, бегать и играть.

И девочка рассказала о своём младшем брате. Он так болен, что всё время лежит в постели, и, возможно, никогда не поправится. Она рассказала о том, как им было хорошо вместе. И, пока она говорила, Асмодей любовался её бледной кожей и светлыми волосами, которые, казалось, тоже светились, словно кувшинки на тёмной воде.

Потом он вспомнил про Подземное царство. Вспомнил его черноту, жар и холод под Чёрной Горой. Вспомнил несчастные и одинокие души, которые спускались туда. Когда Кристина закончила говорить, Асмодей уже перебрал в голове все воспоминания. Он не смотрел на неё. Его взгляд был прикован к обгоревшему кусту с холодными скорбными ветками.

— Нет, — сказал Асмодей, — я не хочу, чтобы ты отдавала свою душу.

Но девочка так просила его. Она сказала, что никогда больше не будет счастлива, если её брат не поправится. Лучше уж гореть в огне Подземного царства, чем смотреть на его неподвижные, тоненькие, как спички, ноги и понимать, что ты ничем не можешь ему помочь.

— Пожалуйста, — умоляла Кристина, — сделай, как я прошу.

Асмодей растерялся.

— Хорошо, — промолвил он наконец. — Но тогда тебе придётся отправиться со мной к папе.

— Ты должен доказать мне, что не обманываешь, — сказала девочка. — Я хочу убедиться, что мой брат здоров, прежде чем спущусь в Подземное царство.

Асмодей лёг на землю. «Наверняка ничего не получится», — подумал он. Затем пробормотал заклинание прямо в землю — в заросли вереска и папоротника. Зашелестели деревья. Лёгкий ветерок пробежал по воде, и кувшинки разом перестали светиться. И вот перед девочкой в лунном свете уже стоял её брат с озорными глазами, веснушками и непослушными кудряшками. Ноги его больше не походили на спички. Это были пухлые детские ножки. Когда он улыбался, на месте недавно выпавшего зуба чернела дыра.

— Это и правда я? — удивился он. — Или мне снится сон?

— Не знаю, — сказала Кристина. — Но это неважно.

Девочка обняла его так крепко, что они чуть не свалились в воду. И оглядела со всех сторон. Она даже сжала его ногу и ущипнула за щёчки — надо же убедиться, что он сделан не из воздуха и лунного света.

— Попрыгай, — попросила она.

Брат запрыгал так, что чёлка скакала на лбу.

— Побегай, — попросила Кристина.

Он обежал вокруг дерева на своих толстеньких ножках. А потом обежал ещё раз — просто от радости.