Недавно она говорила, что у нее нет даже порядочного платка на голову. Стыдно выйти на люди. Значит, для мамы платок. И еще что-нибудь, а то одного платка мало. Ага, я уже знаю, что. Однажды, когда я не захотел есть пустой суп, который дедушка назвал „крейцарским прудом“, и сухую картошку, мама сказала, что она не может сделать, как в сказке: „Столик, накройся!“ Так вот, для мамы я пожелал бы, пожалуй, тот стол, который сам накрывается. Для такого волшебника это ведь тоже, наверное, пустяки.
Отцу? Для него попросил бы пальто, а то он все жалуется на холод. И машинку делать деньги. Недавно он говорил, что, если бы мы сами могли делать деньги, тогда бы нам их хватало. Ведь это было как раз в тот день, когда он сердился, что мама купила мне новый костюм, Так, значит, решено: для отца машинку, делающую деньги. А дедушке? Тому — хорошую трубку. На свою старую он все время сердится. Как нарочно, она воняет и фыркает. Да, от этой трубочки запах! Недавно, когда он щепал лучину, трубка упала, и мне на пальто вылилась из нее черная водичка. А потом целый день от меня пахло табачищем. И ребята в школе нюхали и все удивлялись, что это от меня так пахнет.
Бабушке волшебник пусть даст новые ноги. Она все время говорит, что ей нужны другие ноги. Но в крайнем случае пусть волшебник поправит ей старые. Вот она удивилась бы!
Крестному я дал бы новую избу. Когда он был у нас в последний раз, он все время говорил, что его халупа — как старая развалина. Говорил: „Я бы с удовольствием ее сжег и пошел бы куда глаза глядят“. Ну, крестный, может, на самом-то деле так и не думал. Он ведь шельма, как говорит дедушка. И для нас тоже ведь нужен новый дом. Вот здорово было бы, если бы мы не снимали комнату! Я, господин волшебник, решительно хочу дом, пусть даже самый маленький, но только чтобы мы жили там одни… А, вот я уже и в лесу!»
Бобеш сам не заметил, как и впрямь оказался в лесу. Падал густой снег, темнело, желто-красное солнце уже спряталось за хребтами гор.
«А как у меня пар идет изо рта! Как у дедушки дым из трубки, — думал Бобеш. — Пока еще видно, надо бы присмотреть какую-нибудь елочку». И он стал разглядывать деревца, наполовину засыпанные снегом.
— Слава богу, — сказал он вслух, — ведь у меня с собой перочинный нож! Я могу срезать себе елочку сам. Вероятно, это разрешается. Я думаю, можно. Ведь здесь растут елочки сами по себе. Они, наверное, ничьи. Вот будет Франтишек смотреть на елочку!
«Ай-яй-яй! Я совсем забыл попросить у волшебника что-нибудь для Франтишека. Для него я попросил бы зубки, чтобы он мог сам кусать и мама не должна была жевать для него хлеб и все остальное. Бедняга, он ведь все ест после мамы. Нет, я так есть не стал бы. Фу! Когда я был маленьким, меня, говорят, тоже так же кормили. Неужели мне нравилось? Ну конечно, я тогда был еще глупым… Смотрите-ка, какая хорошая елочка!»
Бобеш опустился в снег на колени. Потом вытащил ножик, отряхнул елочку от снега и начал резать.
Ничего не получалось. Ножик вырывался из рук. Пальцы у Бобеша так окоченели, что он должен был каждую минуту на них дышать. И все-таки ему было отчего-то очень тепло. Вдруг он почувствовал нестерпимый голод. Такой голод, что даже голова закружилась. Он перестал резать и схватился за живот.
«Вот бы поесть!» Минутку он еще резал, а потом попытался подрезанную елочку сломать. С трудом удалось ее надломить. Но она осталась все-таки висеть на каких-то тесемках. Бобеш пришел от этого в отчаяние. Он задыхался, чувствовал нестерпимый голод, напрягал все свои еще слабые силы. И наконец елочка была все-таки в его руках.
— Ну вот, уже готово! — обрадовался он. И так же быстро, как и голод, на него напал сон.
Бобеш боролся с ним, почти насильно открывал глаза, но сон настигал его и завладевал им все больше и больше.
А отец все не идет и не идет! Если бы пришел отец, он сразу взял бы Бобеша на руки или посадил бы на спину. А может быть, и «на коня» посадил бы! Бобеш очень любил, особенно когда был поменьше, кататься «на коне», то есть у отца на плечах. Он так хорошо научился кататься, что даже не держал отца за шею и все равно с плеч никогда не падал… И так Бобеш с елочкой, маленькой елочкой в руках, уснул от усталости. Уснул, словно провалился. А зимой уснуть на снегу очень опасно. Но этого Бобеш, конечно, не знал. Совсем не догадывался, что уснуть зимой на снегу — верная смерть. Если бы он знал, наверное, больше бы старался прогнать сон. Может быть, отправился бы обратно домой, где мать и без того уже от страха за него вся тряслась. Ведь настал уже вечер, а мальчика нигде не было.