Бобеш ласково поглядел на Марушку и стал рыться в карманах.
— Марушка, я дам тебе еще карандашик. Знаешь, это необыкновенный карандаш. Он пишет красным…
Глава 41
ЛАСТОЧКА
Мать сидела за швейной машинкой: шила рубашки и фартуки на продажу. Она оглянулась на Бобеша, который качал маленького Франтишека, и спросила:
— Спит уже?
— Спит, — ответил шепотом Бобеш.
— Это хорошо, пусть спит.
В комнате было тихо. На стене тикали часы. Вдруг в них что-то звякнуло. Мать посмотрела на часы и вздохнула.
— Скоро одиннадцать. — Она говорила как будто про себя. — Пора бы уж начать варить, но что? Вот мученье, когда не знаешь, чем кормить! Лавочники в долг больше не хотят давать, в молочной я тоже задолжала, стыдно уже показаться на улицу.
— Что будет на обед, мама? — спросил Бобеш.
— Как раз об этом, мой милый, я и думаю. Хочу сварить картошку.
— Мама, Франтишека совсем заели мухи.
— А ты отгоняй.
— Я их отгоняю, а они всё лезут. Только я их отгоню, а они опять лезут. Вот мученье с этими мухами!
— На свете вообще одно мученье, — вздохнула мать. Она поднялась от швейной машинки, подошла к люльке и сказала: — Подожди, Бобеш, мы сейчас всех мух отпугнем.
Мать воткнула в углы люльки по длинной лучине, взяла какой-то реденький материал, почти рогожку, и натянула его. Теперь мухи не могли добраться до Франтишека.
— Здорово мы мух провели, правда? А ты не знаешь, мама, почему их так много, этих мух?
— Не знаю, Бобеш.
— А я знаю.
— Тогда не спрашивай.
— Можно тебе сказать, почему?
— Говори.
— Наверное, их так много потому, что они задаром.
— Как так?
— Знаешь, мама, сколько раз я уж замечал: что бесплатно — того много, а что за деньги — мало.
— Что такое ты говоришь?
— Ну посуди сама: куры, гуси или коровы — это все за деньги, и поэтому у нас, например, их нет. Ничего. А мух, жуков или птиц — их везде много. Это потому, что они задаром.
— Ну ты и мудрец!
— А что, если бы и гуси были задаром! Шел бы себе по улице гусь, ты бы его схватила — и прямо на сковородку!
— Замолчи, прошу тебя. Опять я из-за тебя рас… Через неделю каникулы. Ты как, перейдешь в следующий класс?
— Перейду. У меня же всегда были хорошие отметки.
— Где это дедушка запропастился?
— А куда он пошел?
— За грибами.
— А бабушка?
— И бабушка с ним.
— Так они где-нибудь по дороге ругаются.
— Перестань, Бобеш! Так о взрослых не говорят.
— Я знаю… Всегда, когда бабушка остается с дедушкой одна, она дедушке что-нибудь скажет такое…
— Бобеш, о чем ты говоришь?
— Но это же правда.
— Правда-то, правда, но ты не должен так о дедушке с бабушкой говорить.
— Если бы ты знала, как мальчишки говорят даже об отце с матерью! Вот бы ты послушала!
— Ну что ж, бери с них пример. Может, и я когда-нибудь дождусь таких прекрасных слов.
— Что ты, мама, я никогда так не буду!
— Ну, уж я не знаю…
— Честное слово, мама. Если бы ты даже меня отколотила.
— Тебя никогда еще зря не били.
— А учитель нас вообще не бьет.
— Напрасно.
— Нет, не напрасно. Дети его все равно боятся. А директор — тот иногда может отвесить оплеуху.
— Господин директор постарше.
— Старые люди больше сердятся, да?
— Почему ты так думаешь?
— Ну, посмотри на нашу бабушку. Она всегда сердится и любит меня шлепать.
— А ты ее не серди.
— А она пусть не сердится. Ты иногда ничего и не заметишь, а она все свое: не кричи, не скачи, не говори глупостей!
— Старые люди много на своем веку пережили, поэтому они такие измученные. Не любят шума и особенно сердятся, когда молодые плохо себя ведут.
— Пусть тогда живут отдельно.
— Конечно, хорошо жить отдельно. Только бедным людям это невозможно.
— А вот дедушка — он лучше.
— Ты перестанешь или нет?
Однако прошла всего лишь минута, и Бобеш заговорил снова:
— Мама, а когда ты постареешь, будешь такая же, как бабушка?
— Конечно.
— Не надо!
— А отец будет похож на дедушку. И ты, когда постареешь, тоже будешь похож на дедушку.
— Не могу себе этого представить!
— Так не представляй и сиди тихо.
— Мама, а давно ты была невестой?
— О чем это ты опять говоришь? Где ты набрался этих слов? Как начал ты, Бобеш, водиться со взрослыми ребятами, так и несешь в дом всякую чепуху!
— Мама, но какая же это чепуха?
— Чепуха не чепуха, но дети об этом не рассуждают.
— А почему не рассуждают?