— Что разбилось?
— Ну, посмотри, с этими цветами.
— Боже мой, ваза!
Миладка забыла, что у нее болит нога, вскочила и стала разглядывать, что случилось с фарфоровой вазой. Это, собственно, была скорее не ваза, а статуэтка: какая-то девушка, стоявшая, глубоко задумавшись, у высокого пня. Пень был полый, в нем была налита вода, и в воде стояли цветы. Рядом с пнем был еще красивый мохнатый пес. Но все это уже только было. Сейчас никакой собаки не было и в помине. У девушки была отбита голова, не хватало также и руки, которой она должна была упираться в бок.
— Бобеш, мы должны все поскорее убрать, а то мне здорово попадет. Боже мой, что мне будет!
— А склеить никак нельзя?
— Наверное, нет. И ковер мокрый.
— Ковер высохнет, а эту вазу мы все-таки склеим.
Миладка собрала осколки и, насколько это было возможно, поставила вазу на этажерку так, как она стояла раньше. Цветы Миладка тоже поставила на место, и действительно, на первый взгляд казалось, что все в порядке. Потом Бобеш с Миладкой осторожно приставили отбитую головку к статуэтке, но отбитую ручку и песика водворить на место все-таки не удалось.
— Сейчас мы куда-нибудь спрячем осколки, — сказала Миладка.
Бобеш сначала загрустил, что случилась такая неприятность. Но, когда Миладка принесла игрушки, он забыл обо всем. У девочки были кукла, игрушечная кухонька, посуда и платья для куклы. Дети стали снова играть и совсем забыли о вазе.
— Вот, Бобеш, теперь ты будешь папой и пойдешь на службу.
— Куда я пойду, Миладка?
— Ну, на службу в какое-нибудь учреждение. Как наш папа ходит.
— А что такое учреждение?
— Ну, учреждение — это учреждение. Туда ходит наш папа.
— А что он там делает?
— Служит.
— А как служит?
— Ну, служит, как все чиновники служат.
Бобеш и этого ответа не понял, но решил, что больше спрашивать не стоит, лучше узнать потом у мамы. Однако едва он пришел из «учреждения», как ему дали новую роль. Теперь он должен был стать Фанкой. Прислугой. А Миладка была «милостивой пани». Она сразу же объявила, что сегодня будет «большая стирка», и игра началась. Фанка стирала, а милостивая пани ее бранила. Упрекала, что рубашки недостаточно белые, что стирает Фанка слишком медленно, потом вообще заявила, что на такую работу она не может больше смотреть. Бобешу это не понравилось, и он сказал:
— Тогда ты стирай сама, раз тебе так все не нравится.
— Ну, Бобеш, ведь мы только играем. Нужно же мне ругаться, если я играю в нашу маму. Мама всегда ругает Фанку, когда она стирает. Так полагается, раз уж у нас «большая стирка».
— А что это такое — «большая стирка»?
— Ну, я не знаю… Думаю, что это когда его много.
— Чего много? Белья?
— Да.
— А я думал, что когда стирают рубашки, то это и есть большая стирка, а когда носовые платки, то — маленькая.
— Теперь, Бобеш, пойдем вешать, чтобы белье успело просохнуть.
Миладка принесла шнурок. Шелковый шнурок, отпоротый от старого материнского платья. Бобешу показался шнурок серебряным — так он блестел. Один конец шнурка Миладка привязала к ножке столика, на котором стоял аквариум… и только тогда Бобеш заметил аквариум! От удивления он лишился дара речи. Это было выше всех его ожиданий! Живые рыбы в комнате! Рядом с аквариумом стояла большая кадка с пальмой, но даже пальма не удивила Бобеша так, как рыбки. И какие рыбки! Золотые, настоящие золотые рыбки! О золотых рыбках Бобеш только в сказке читал. А теперь он их видит! А одна там была черная, с длинными усами.
— Я в жизни не видел таких рыбок!
— Это золотые рыбки, — сказала Миладка.
И она говорила об этом так спокойно, словно о печке, стоявшей в углу комнаты!
— Почему ты раньше мне не сказала, что у вас есть золотые рыбки?
— А что здесь особенного? Они у нас всегда были.
— Если бы у нас были рыбки, я бы рассказывал об этом всем. Ведь они живые!
Бобешу непременно хотелось хоть одну рыбку потрогать. Он вообще от них не мог глаз отвести, а Миладка все время тормошила его: ей хотелось продолжить игру.
— Подожди еще минутку, Миладка, я хочу их как следует рассмотреть.
— Да ты лучше к нам еще когда-нибудь придешь, — пообещала Миладка. — Пойдем играть!
— Знаешь что? Об этих рыбках можно придумать настоящую сказку.
— О чем?
— О золотых рыбках.
Миладка все-таки хотела играть и стала привязывать другой конец шнурка к этажерке, где стояла разбитая ваза.
— Иди, Бобеш, брось-ка рыбок, давай вешать белье. Ты ведь все еще Фанка.
— Иду, иду, милостивая пани, — сказал Бобеш.