Выбрать главу

— Верное решение. Вычтите из его вознаграждения сто тысяч и переведите мне в качестве компенсации. Номер счета у вас сохранился?

— Что вы себе позволяете?

— Я договариваюсь с вами о полюбовном соглашении. Кажется, это честно: я посмотрел биржевые котировки, пока ехал в лифте, и увидел, что разглашение пошло на пользу вашим акциям. А мне из-за вас теперь придется нанимать аэротакси.

— А полмиллиона на такси вам не хватит, — сварливо заметил Кинг. Тед только сейчас заметил надпись на рамке с портретами блондинки и мальчиков: «Дорогому дедушке».

— Хватит. Но тогда первым адресом, который я назову пилоту, будет Уэстон-роуд, сто сорок два.

Судя по лицу Кинга, адрес местного отделения Комиссии по биоэтике был ему знаком.

— Хорошо. — Он пробежался пальцами по экрану. В дверях уже маячил охранник, вызванный личной помощницей. — И на этом, надеюсь, наши с вами дела завершены.

— Я тоже надеюсь, — прошептал Тед, выйдя в коридор.

* * *

Аэротакси он вызвал через комм, заодно оценил количество новых писем и проглядел первые строчки — наиболее сдержанным началом было «Ну ты и отжег, стар…». Чтобы подойти к посадочной площадке, надо было миновать стаю инфобло. Их собралось уже несколько десятков. Окружили со всех сторон, идут вместе с ним, кто боком, кто задом; в воздухе, будто игрушки на невидимой рождественской елке, висят флай-камеры — прямая трансляция из реала, оставайтесь на связи, ждем ваших кликов…

— Доктор Вайнайна, двадцать слов для Сквизера!

— Спасибо, нет.

— Что вы сейчас чувствуете?

— Умеренную антипатию.

Двадцать метров…

— Доктор Вайнайна, продажа генома не противоречит вашим религиозным убеждениям?

— Не противоречит.

— Что вы скажете, когда через двадцать лет атлеты с вашими генами заберут у Саойре олимпийское золото?

— Обращайтесь через двадцать лет.

Десять метров…

— У вашего поступка были какие-то скрытые причины? Эмоциональные, идейные? Может быть, материальные?

— О, это не мой секрет, — идея так понравилась Теду, что он даже замедлил шаг. — Вы должны задать этот вопрос моему сокурснику Саймону Эри, вот его контакт, передаю. Если он захочет обсудить это с вами, я не буду против. Удачи!

Все еще улыбаясь, он забрался в коптер и захлопнул дверцу.

* * *

Коптер почему-то повернул на юг.

— Эй, мне надо в центр.

— Не б'спокойся.

Акцент и презрительная интонация… Тед покосился на пилота: кожа чуть светлее, чем у него самого, толстые губы, горбатый нос… не просто горбатый, а сломанный. Осанка, кисти рук — боксерские. Северянин, из Нова-Нзензе или откуда-то еще из тех краев. Похоже, ты, доктор биологии, недооценил саойрийскую диаспору и напрасно не рассмотрел как следует коптер, в который садился. Угадай с трех раз, что лучше — разговоры о патриотизме или перелом челюсти? Или сначала одно, потом другое?

Тед молча уставился вперед, на небо и выпуклый горизонт. Из чистой вредности — никаких вам «куда вы меня везете» и «я звоню в полицию». Минут через пять водитель заговорил сам:

— Думал, тебе это сойдет с рук?

— Сойдет с рук? — с легким удивлением переспросил Тед.

— То, что ты продал им наши гены!

— Ваших генов я не продавал. Только свои.

— Наши, саойрийские! Чья кровь в твоих жилах?

— Вообще-то моя собственная. Кстати, донорство до появления гемосинтеза считалось почетным занятием.

Пилот свел брови и приоткрыл рот, но от вопроса удержался.

— Умничаешь, — наконец выговорил он. — Щас перестанешь.

* * *

Коптер приземлился во дворике возле коттеджа — только зелень мотнуло ветром от винтов. Направо дорожка, налево сад камней, и в центре его, на верхушке холмика цветная саойрийская статуэтка. Ступив на землю, Тед слегка качнулся в сторону. Чисто случайно, бежать ему не было никаких резонов. Пилот немедленно дал ему под дых и когда Тед разогнулся, утирая слезы, он увидел, что тот ухмыляется.

В коттедже их ожидали четверо. Тед узнал старшего — болел за него в детстве, держал его фотогалерею на рабочем столе. Роста огромного, даже когда сидит, носогубные складки на темном лице стали резче, но волосы еще не седые. Антон Огола, великий спринтер и олимпийский чемпион, смотрел на доктора наук с неким брезгливым сожалением.

— Ну что же ты, сынок? Совесть у тебя есть?

— Надеюсь, что да, сэр. — Теда смутило это явление из прошлого, и он ответил мягче, чем собирался, хотя под ложечкой еще болело.