Будучи молодым и богатым наследником, он закончил навигацкую школу в самом Санкт-Петербурге и искал, где бы применить свои знания. А как построил яхту, так и загорелся желанием к морскому путешествию.
Жена не стала перечить ему и, скрепя сердце, согласилась на его странное предложение, хотя и побаивалась огромных водных пространств. Но пан Ладислав убедил её, что прогулка будет не опасной - бригантина добротная, ей любой шторм не страшен, говорил он, а сам он, хоть и молодой, но умелый капитан, и задорно улыбался произнося эти слова.
И, действительно, так и случилось. Даже переход через Бискайский залив во время сильного шторма не причинил ни бригантине, ни ей с сыном, никакого вреда, и она, окончательно убедившись в прочности яхты, поверила словам мужа, и теперь уж совсем успокоилась.
Они посетили Францию, с её знаменитым собором Нотр-Дам, Нидерланды, Бельгию, насладились видами Мадрида с их пышным королевским двором. Были приглашены на обед к самому королю, и всё это, вкупе, оставило в их душах неизгладимое впечатление.
* * *
Панна Катаржина, с удобством расположившись в кресле кают-компании, быстро орудуя спицами вязания, говорила своей доверенной служанке Зосе: «Ах, Зося, если бы ты могла оценить всю ту красоту, что я видела, ты бы отдала за неё жизнь!» На что та отвечала: «Панна Катаржина, ну куда мне, с моим сермяжным происхождением, оценить то, о чём вы говорите. Я-то дальше нашего Ростокского собора никуда и не выбиралась. Мне и на яхте хорошо». «Ах, Зося, глупая ты» - продолжила панна Катаржина с улыбкой на лице, и всё искала взглядом сына. Не найдя его рядом, чуть побледнев, встревожено спрашивала:
- Зоська, где паныч Михай?
- Только что тут были, - отвечала та с испугом.
И они, обе, подхватив юбки, бежали на верхнюю палубу искать молодого паныча. А тот уже был или рядом с отцом за штурвалом, или помогал матросу плести снасть для паруса.
Найдя сына, панна Катаржина успокаивалась, бледность покидала её лицо и, прижавшись к мужу, ласково говорила:
- Посмотри Ладислав, какой у нас сын красивый и умный - настоящий шляхтич.
- Да, - отвечал муж, целуя жену. Он уже сейчас неплохой юнга, а подрастёт, станет настоящим капитаном, ей богу.
- Так, дорогой, так. Но всё же я боюсь за него.
- Не бойся люба моя, Всё у нас будет хорошо, вот увидишь.
* * *
Сколько бы путешествие не продолжалось, а и оно имело свой конец. Вскоре они прошли Гибралтарский пролив, и вошли в Средиземное море.
По-видимому, судьба устала о них заботиться, или решила устроить для себя небольшой перерыв, а может просто решила испытать пана Ладислава на крепость...
Средиземное море встретило их хмуро. Несмотря на середину лета, всё пространство вокруг было покрыто густым клубящимся туманом и моросил мелкий надоедливый, как зубная боль, холодный дождь. Даже в тёплой одежде было холодно и промозгло сыро. Казалось, сырость пропитала всё вокруг, и даже нижнее бельё отдавало сыростью.
Яхта шла в полветра. Один из вахтенных матросов постоянно звонил в колокол, предупреждая всё и всех вокруг об их местоположении. В такие туманы часто случались столкновения - пан Ладислав читал об этом. Поэтому он и отправил подвахтенного матроса на нос яхты - вперёдсмотрящим.
Приняв меры предосторожности, он надеялся благополучно миновать полосу туманов.
Панна Катаржина с сыном и Зосей находились в каюте и, спасаясь от промозглой сырости, грелись у камелька.
Через несколько часов море задышало и заволновалось. Туман, как по мановению какого-то волшебства, раздался, и яхта вышла на чистый морской простор. Пан Ладислав позвал жену и сына на палубу.
Но не успели они подняться наверх и насладиться открывшимся простором, как уже меньше чем через час яхта вновь окунулась в ещё более густой туман с настоящим дождём. И началось то, чего все мореплаватели бояться. Яхта попала в полосу шторма. Он был так силён, что яхта, став почти неуправляемой, понеслась быстрее норовистого скакуна в неизвестном направлении, а затем её и вовсе закружило, закрутило, закидало.
Пан Ладислав, пытаясь справиться с управлением и боясь потерять мачту, приказал убрать все паруса, кроме стакселя. Это немного помогло, но бригантина всё продолжала и продолжала нестись, раскачиваясь и зарываясь носом в волны, и что её там, впереди, ожидало - одному богу было известно!
Пан Ладислав, вперив глаза в кромешную темноту, пытался хоть что-нибудь рассмотреть впереди, но не мог. Яхту швыряло и кружило, заваливало то на один борт, то на другой. Её окатывали огромные волны и она, накрытая очередной волной, с натугой, так казалось пану Ладиславу, выбиралась из цепких лап разбушевавшейся стихии. Создавалось впечатление, что сам Посейдон пытается утянуть яхту в свои мрачные, бушующие глубины.