Не складывались у него отношения и со сверстниками - вначале, когда он не понимал их речь, и потом, когда он уже попривык к своей жизни. Они игнорировали его, не принимали в свои игры, обзывая его «Найдёнышем». Значения этого слова он тоже не понимал, но душой чувствовал, что оно обидное. Тогда он уходил от них, куда глаза глядят и уединялся.
Его излюбленным местом, о котором знала лишь Мария-Пиа, стал закуток на причале между штабелями старых бочек и ящиков. Здесь он проводил всё своё свободное время: здесь он подружился с рыбками, и здесь же он мог бесконечно долго смотреть на море, туда, где оно соединяется с небом.
Когда он приходил сюда, какая-то внутренняя тоска, словно сгустившимся туманом окутывала его, и заставляла неотрывно смотреть в голубую даль моря, и здесь же его сердце начинало учащённо биться, когда он видел проплывающие мимо корабли. Он не понимал, почему и, пытаясь разобраться в своих чувствах, напрягал мозг до головной боли, но ответа не находил.
Однажды, со стороны далёкого горизонта к ним приплыла белоснежная яхта и, увидев её, он, не понимая, что с ним происходит, даже вскочил с места, так забилось его сердце. Но увидев на капитанском мостике толстого, в широчайших шальварах и красной феске с кисточкой, на голове, турка, сник - волнение улеглось, но сердце ещё долго-долго не могло успокоиться.
С этого дня он стал задумчивым и всё больше отмалчивался, если его спрашивали, что с ним происходит. А, что он мог сказать в ответ этим людям, которые его не любили и не понимали, или не хотели понять? Они для него всегда были чужими, всегда, кроме Марии-Пиа... и он, однажды, не удержавшись после побоев Освальдо, поделился с нею своей мечтой - убежать.
Она пообещала не выдать его родителям и, вздохнув, попросила не забывать её, а уж она никогда его не забудет, тихонько добавила она.
* * *
...«Катаржина, милая, мы не можем больше обыскивать берега, - нежно гладя по голове жену, говорил пан Ладислав, пытаясь её успокоить. Мы обыскали побережье на сотню миль - пропал наш сыночек Михай. Бог взял его у нас, решив наказать...- Родная, пора возвращаться домой».
- Хорошо, - слабым голосом, сквозь слёзы, отвечала жена. Только давай ещё здесь поищем, у этого рыбацкого посёлка...
- Не плачь, милая, я сейчас распоряжусь сделать здесь остановку, иии... мы здесь уже были полгода назад и..., это не посёлок, милая, это город, - добавил он.
Пан Ладислав, осторожно опустив пану Катаржину на подушки, вышел.
Бригантина медленно продвигалась вдоль испанского берега в районе городка Альмерия. Они уже были здесь после шторма, разговаривали с местными жителями и рыбаками, но никто ничего не видел, и ни о каких детях не слышал, тем более - утопших.
Ответив так, горожане и рыбаки, крестясь, шептали молитвы Guadalupe, а потом, подумав, добавляли: «Да, шторм был. Да, сорвав с привязи унесло несколько шаланд в море, и этот же шторм посрывал крыши у десятка домов, а вот muchacho не находили, нет, не находили...» - и опять, шепча молитву, крестились.
Сразу после шторма пан Ладислав со своей командой тогда высадился на берег и обыскал всё побережье. Он даже посетил signore la Gubernator и signore la commandant algvazilovs и попросил их помощи в поисках пропавшего сына. Они пообещали помочь.
Рыбаки и альгвазилы прочесали всё побережье, но всё было безрезультатно.
* * *
Поднявшись на мостик, пан Ладислав приказал бросить якорь недалеко от причала городка и спустить шлюпку на воду.
Простояв пару суток, ещё раз поговорив с людьми, даже пообещав большую награду, он так ничего нового и не узнал. Сына, Михая, здесь никто не видел.
На рассвете бригантина, подняв все паруса, помчалась домой, в Польшу, За время отсутствия у пана Ладислава накопилось много дел по хозяйству, и они требовали его личного присутствия и решений.
Панна Катаржина, закутавшись в плед, стояла на верхней палубе и, держась за леера, грустным взглядом окидывала проплывающий мимо берег. «Михая взяло к себе море», - говорила она себе и слезинки, одна за другой катились по её щекам. «Зачем мне жить? - Как мне его не хватает» - добавляла она, и перед её глазами возникал образ её сыночка, её светлоголового, улыбающегося Михая.
Не замечая времени, она всё стояла и думала о сыне. Она стояла до тех пор, пока осенняя прохлада и сырость, не пронизали её насквозь.
Поплотнее закутавшись в плед, она вернулась в каюту, чтобы согреться и выпить чашечку какао.
Каково же было её удивление, когда она застала в каюте какого-то маленького, одетого в шорты из мешковины и с рваным, замызганным сомбреро на голове, оборванца. Он грязными ручонками, воровато оглядываясь по сторонам, таскал из вазы печенье и конфеты, и быстро суя их в рот, почти не жуя, глотал.