Давно привыкнув к нищете, девушка ничего в жизни не боялась.
Мужчин она не избегала. Зная цену своей красоте, не удивлялась, что всегда окружена поклонниками. Но, случалось, хладнокровно укрощала своими сильными руками даже самых дерзких наглецов. И не потому, что боялась позора, а просто они ей не нравились. Не пришло еще ее время.
А когда оно пришло, никто не пожелал взять се в жены.
И тогда произошло то, что должно было произойти, наперекор людским законам, девичьему страху, грозящему позору и стараниям благотворительных обществ, то, что должно было случиться если не сегодня, так завтра, при участии того ли, другого ли.
Раньше она отталкивала хороших парней за самые невинные поползновения; сейчас уступила безропотно.
Кому? Кто он? Откуда родом? Она знала это лишь смутно. Тоже бедняк, он откуда-то пришел сюда в поисках куска хлеба. Где он теперь? Ушел из города; не убежал, нет,— его выслали за какие-то «идеи». И вот он пошел искать работу в других местах: не умирать же ему с голоду из-за нее. Он не был ее мужем. Она сама во всем виновата.
Вначале она подумывала, не избавиться ли от ребенка. Трудно прокормить лишний рот... Потом...
Малыш, чем-то недовольный, расплакался. Она поднялась, взяла его на руки, стала кормить.
Сама — вчерашний ребенок, а лицо озабоченное.
На лбу ее появилась нежная материнская морщинка.
— Приблудный! — сказал кто-то.
Она наклонилась и поцеловала своего приблудного. В душе ее пробудилась храбрость,— ведь ребенка надо защищать.
Но вот некоторые женщины, в большинстве пожилые, мало-помалу примирились с тем, что она родила внебрачного ребенка. Они стали ей помогать, давать советы, даже сделали кое-какие подарки младенцу.
Наконец, она окрепла и выписалась из больницы.
Одетая в свое платье, она постояла у койки, оглядывая светлую палату: едва ли ей когда-нибудь удастся опять пожить с малышом в такой комнате.
И вот она взяла ребенка и ушла.
Мимо женщин она прошла с гордо поднятой головой. И даже самые злоязычные уступали ей дорогу.
Незаконнорожденный узаконил ее материнские права. Живой свидетель ее позора стал ее оружием, щитом.
Она вышла в сад.
Старуха и тут не утерпела:
— Эй, ты... Смотри не сделай с ним чего плохого!
Но крестьянин оборвал старуху:
— Чего разоралась? Ополоумела, что ли? Теперь ведь она не девка. Матерью стала! Стыда у тебя нету!
Мать вышла на улицу. Прошлое скрылось куда-то, осталось позади вместе с «этими людьми».
Остались только он — ее сынок, да она — его мать... которая будет для него и отцом.
СОДЕРЖАНИЕ