А женщины? Да разве он когда-нибудь видел подобных женщин? А женские образы, созданные пылкой фантазией или взятые напрокат из романов?.. Сегодня он встречал их на каждом шагу, живых, облеченных плотью, нежных, улыбающихся, случайно бросающих взгляды и на него. И кто знает, может быть... Но нет, нет, об этом он пока не смел и мечтать! Первое время ему даже чудилось, будто вовсе он не в Софии, а просто задремал в кофейне бая Костаки,— вот-вот проснется, и Месечина, известный в округе шутник, будет смеяться над его мечтами об отъезде в столицу.
«Черт знает что такое! — думал Вирянов.— Человек — неблагодарное животное, претенциозный эгоист, слепой, который только и знает, что ругать и порицать всю вселенную за то, что она-де ничего ему не дает и день ото дня становится хуже. А что сделал я, чтобы получить все эти блага? Чем я их заслужил? Пока я мальчишкой беззаботно бегал по грязным улицам в одной рубашонке, жуя ломоть хлеба, невидимая рука неведомого волшебника устанавливала здесь эти декорации. Она возводила здания, мостила улицы, освещала их, разбивала парки, строила театр и кинематографы, наряжала тысячи красавиц,— а я теперь любуюсь всем этим, наслаждаюсь, хотя сам и пальцем не пошевельнул и гроша ломаного не истратил, чтобы создать все это».
Вирянов убедился, что здесь, в Софии, нельзя не полюбить Болгарии. Теперь он понял, за что так злобно ругают столицу в провинции. Наша София, как богиня, щедро раздает милости и счастье. Но не всем, а только избранникам, да и то по своей прихоти, а не по их заслугам.
Что такое провинция? Нечистоплотная, ленивая служанка, которая сплетничает про хозяйку у нее за спиной.
Вирянов влюбился в Софию.
Только тот, кому пришлось долго жить в каком-нибудь глухом углу Болгарии, среди дикой, как местные жители, природы, где не увидишь ни одного красивого пейзажа, где не встретишь ни одного приветливо улыбающегося личика, где на прекрасный лес смотрят прежде всего как на дрова, где жизнь похожа на зубастую пасть,— только тот мог бы понять душевное смятение Вирянова.
Каким жалким казался ему теперь родной городишко — и кофейня бая Костаки с ее завсегдатаями, которые вечно говорят об одном и том же, и городской садик посреди базара, и библиотека-читальня с любительским театральным кружком, и красивая соседка Суса в туфлях на босу ногу, сводившая с ума весь околоток.
Вирянов начинал жить.
Быть молодым, здоровым, не безобразным, полным сил, не иметь никаких обязательств, обладать горячим сердцем, иметь крышу над головой и кусок хлеба, не скитаться по чужим углам — разве этого мало?
А ведь это всего лишь начало его жизни здесь! Что-то будет завтра? Завтра — слава, счастье, благосостояние! Иной раз голова у него кружилась от сладостных предчувствий.
Вирянов никому не завидовал. Он знал, что даже обладающие многим никогда не бывают удовлетворены вполне ни людьми, ни собой — все им чего-то недостает. Они богаты, вернее — живут на широкую ногу, или, еще точнее,— слывут богатыми благодаря кредиту и рекламе. Они живут в собственных домах, но кажется, будто это квартиранты, которые вечно опасаются выселения. Жены у них красивые, молодые, дочери изящные, но обходятся они дороже, чем сами стоят. Летом всей семьей уезжают они на болгарские курорты и возвращаются с растрепанными нервами, разочарованными женами, отчаявшимися дева- ми-свояченицами. А стоит им предъявить к оплате хотя бы один вексель — и начинают шататься даже самые прочные устои их очага.
Нет у нас по-настоящему богатых людей. Поэтому вместо «он богат», говорят: «он распоряжается» таким-то капиталом. И правда, многие мужчины и женщины распоряжаются в столице, как у себя дома. Бюджеты избранников, случайно попавших в Софию, различаются между собой, но сведения о них хранятся в шкафах министерства финансов, а в быту, как и перед смертью, все эти люди равны. Мелкий чиновник и его супруга, проживающие на улице Леге, стараются ни в чем не уступить членам семьи офицера генерального штаба. И те и другие, встретившись на рынке, у Ангела Цветкова, в казино или в кинематографе, смотрят друг на друга одинаково надменно. Откуда они добывают средства, как сводят концы с концами, как погашают вечно преследующие их долги — знают только они сами. Для всех тех, кто не служит в прокуратуре,— это тайна. Источник их благополучия недоступен для постороннего взора, как супружеская спальня.