— Вы домой, мадемуазель?
— Да.
— Разрешите вас проводить?
— Конечно.
Они подошли к Докторскому памятнику.
— Пойдемте через сквер,— предложила Аня.
В сквере было пусто. Все тут дышало покоем.
— Как хорошо,— проговорил Вирянов,— не то, что в городском парке. Я не люблю его. Центр пугает меня роскошью и нищетой. Раньше я часто приходил сюда, чтобы отдохнуть в уединении. А вы знаете, я приехал в Софию всего с несколькими левами в кармане, но не унывал. Поклялся бороться до победы. Вот на этой самой скамейке я обдумывал план борьбы за свое место под солнцем. Давайте посидим здесь немного,— нерешительно предложил он.
— На этой самой скамейке? — улыбнулась Аня.
Девушка, видимо, не торопилась, она положила рядом с собой книги, сумочку.
Вирянов ни за что на свете не поднялся бы с этого места. Обстановка гармонировала с его настроением. Он сидел рядом с Аней, но чувствовал себя одиноким.
София, редакция, литература — все это не насыщало его души.
— Пишете что-нибудь, господин Вирянов?
— Да, много, но начал тяготиться этим. Творчество только обманывает, но не питает сердца. Хочется жить; все жду чего-то.
— Вы — мужчина, а это другое дело. Нам, женщинам, в частности мне, чего можно ожидать? Я убедилась, что здесь мне не место.
Вирянов, что-то чертивший тростью на песке, негромко проговорил:
— Да, София не для вас.
— Не правда ли? А почему и вы так думаете? — спросила она.
— Вы здесь чувствуете себя гостьей, вас тянет домой.
— Вот я и хочу уехать.
Он растерянно взглянул на нее.
— А университет?
— Я все равно не выдержу — до окончания еще три года. Да и к чему кончать университет? Заниматься я могу и дома. Там я работала больше, а здесь стала лентяйкой.
— Зачем же вы тогда приехали сюда?
— Родители настояли. Хотели даже послать меня в заграничный университет.
— Очевидно, они вас очень любят?
— Ведь я у них одна, балованная дочка.
Как ему хотелось сказать, что есть на свете такой человек, который любит ее больше, чем родители.
Мысленно он шептал ей слова нежного признания, а с языка срывалось другое:
— Вы удивительная девушка.
— Почему?
— Ничуть не похожи на своих подруг. София их окрылила, они упиваются жизнью; а вы от нее бежите. У вас, наверное, есть на это какие-нибудь очень важные причины?
— Я понимаю, на что вы намекаете. Нет! Ничего подобного не существует, — ответила она спокойным и серьезным тоном.
— Значит, вы уедете?
— Да. Я не рождена для больших городов, они меня пугают.
Вирянов задумался. «Вот она, жизнь! А счастье было так возможно, так близко! Немного погодя она уйдет, потом уедет и — конец...»
Он поднял голову и заметил, что она за ним наблюдает. Какой милой она показалась ему в эту минуту.
— Мадемуазель,— прошептал Вирянов.
В голосе его звучала почти детская мольба.
— Да?
— Вы исполните одно мое желание?
Взгляды их встретились.
— Исполните?
— Да, — решительно ответила она.
Он взял ее руки и нежно стиснул их.
— Благодарю, благодарю вас, мадемуазель Аня; простите, что называю вас так. Но как вы могли сказать «да», не зная, чего я хочу?
— Я знаю это...
— Неужели?
— Вы хотите, чтобы я не спешила с отъездом.
— Да, да, да...
— Я еще не решила окончательно... Боже мой, скоро час! Как я опоздала! Хозяйка ждет меня к обеду. Мне еще никогда не случалось опаздывать. Пойдемте!
Вирянов проводил ее до дому и простился с нею.
— Заходите как-нибудь и принесите свои рассказы,— смущенно пролепетала Аня, поднимаясь по лестнице.
Вирянов стоял у наружной двери. На верхней ступеньке девушка остановилась и оглянулась.
— До свидания! — весело крикнула она и скрылась за дверью.
Вирянов сидел у себя в кабинете в самом радостном настроении. Ему не работалось. Хотелось уйти куда-нибудь подальше от города, уехать с компанией. Но не кутить там, а сидеть среди веселой, довольной молодежи и мечтать об Ане.
Собрав разбросанные листы рукописи, он положил их в ящик письменного стола и запер его на ключ. Он писал большой роман, делал для него заметки. Но сегодня Вирянова не интересовали его герои и героини. Роман — это все-таки та же жизнь. А сейчас молодой человек витал высоко над землей.