1922
НАРЗАНОВЫ
Нарзановы не принадлежали ни самим себе, ни друг другу; они принадлежали обществу.
— Человек — животное социальное,— весело говаривал Нарзанов своим необщительным знакомым.
Людей-козявок он презирал.
— Они способны испортить аппетит самому утонченному гастроному. Равенства нет и не было; закон всегда был паутиной, в которую попадаются только мухи; а жуки, те сами сожрут паука,— мухам незачем и рождаться на свет.
Нарзанов молод, пожалуй даже слишком молод для того положения, которое занимает, и успехов, которых добился. Получил он и кое-какое образование. Правда, гимназии он не кончил, но бывал за границей, слушал университетские лекции, говорит по-французски, по-немецки тоже, неправильно может быть, зато умеет распутать самую запутанную аферу, в которой замешаны другие фирмы. У него нет определенной профессии, но есть контора на главной улице. В конторе обстановка — модная, персонал — дисциплинированный. В конторе Нарзанов строг и бережлив; но за ее стенами ведет себя, как расточительный джентльмен.
Нарзанова иной раз упрекают за то, что он дает слишком роскошные обеды и ужины, но он шутливо оправдывается:
— Когда я наживал состояние, я иногда случайно брал с людей лишнее. Это я теперь и возвращаю людям.
Он почетный член многих благотворительных обществ, бессменный председатель «Христианского общества перевоспитания закоренелых преступников».
В карты он играет только в почтенных домах и с почтенными людьми. Пьет осторожно; во всяком случае — не пьяница и даже является членом «Общества трезвенников». Но вегетарианцам не удалось склонить его на свою сторону:
— Я охотно стал бы вегетарианцем,— говорил он,— не будь на этом свете свиней; но жареный поросенок сильней моей воли и убедительней самой пламенной проповеди.
Госпожа Нарзанова — один бог знает, с каких пор она стала называть себя Вероникой — была первой красавицей в городе и председательницей «Общества призрения подкидышей».
При всем том у Нарзановых не было наследников.
— Когда на руках столько чужих детей, не хватает времени обзаводиться своими,—возражала она, если ее деликатно укоряли за то, что она не хочет подарить миру свою копию.
«Ангел-хранитель незаконных страстей»,— подшучивали над ней подруги.
Даже государство по достоинству оценило ее жертву, наградив ее каким-то орденом за эти заслуги.
Нарзанов не хотел иметь потомства:
— Со взрослыми не можем договориться, где уж тут справиться с малышами! И без нас Болгария превосходит другие народы своей плодовитостью.
Вероника безоговорочно соглашалась с ним,— она не хотела иметь детей от него.
Мать Нарзановой умерла рано, и после ее смерти никто не ласкал девочки в доме ее отца, оптового торговца кожей. Там она чувствовала себя не дочерью, но квартиранткой. Целый день молчала, чтобы не роптать. В гимназии голову ей начиняли чем попало. Кто мог следить за этим? Никто.
Девочка выросла без призора, на улице. В университете она познакомилась с молодым художником Лучинским, полюбила его и предалась ему всей душой, но не телом,— они даже ни разу не поцеловались.
Отец узнал об этом увлечении.
— Что? Ты хочешь выйти замуж за маляра? — рявкнул он и больше не сказал ни слова.
Мечты девушки рухнули навсегда.
Нарзанов заключал сделки с ее отцом. Познакомился с нею. И она ему понравилась. Одну из сделок заключили на товар особого рода — на Веронику.
Удар сломил ее, но не убил. Она примирилась со своей участью, но стала скрытной, лживой.
За художника она отомстила. Взяла свое. С тех пор ее жизнь раздвоилась,
В доме мужа — комфорт; в другом месте — любовь. Она убедилась, что супружество — это не тихая пристань. Это служба, тюрьма, Голгофа. Супруги — и мужья и жены — живут не дома, а в чужих спальнях, гостиных, отелях, иные даже на кухнях или в каморках прислуги.
Нарзановы дают парадный ужин. Не по случаю какого-нибудь торжественного семейного события — нет; оба они отнюдь не в радужном настроении. Просто им нельзя изменить традиции: отказаться от открытия зимнего сезона. Это дало бы пищу для нежелательных кривотолков.
Число приглашенных ограниченное. Нарзановы умеют из всех слоев общества отбирать только сливки. Бывали у них и увлечения: она одно время предпочитала общество докторов, он — жрецов Фемиды.