Выбрать главу

— Имя, ты забыл имя!

— Я забыл имя, — громко сказал Люка, подымаясь с пола.

— Да оно на доске написано, вон там, вон там, — загудели голоса, перекатываясь со скамьи на скамью.

— Верно, — промямлил Люка, — это… Дюроншель… Что же мне делать? Флора! — вне себя позвал он.

Верная своему слову, тут же выпорхнула на сцену Флора. Грациозная девочка в коротком красном платьице сделала несколько па, улыбнулась, завертелась в пируэте и рукой указала на доску:

— Зачем ты написал это имя, Жерве? Кто такой Дюроншель?

— Понятия не имею! — воскликнул Люка. — Не знаю я никакого Дюроншеля. Я всё забыл.

— А ведь какое потешное имя, — весело воскликнула Флора. — Вот досадно, что в нашей «Школе смеха» нет ученика по имени Дю-рон-шель! Ведь Дюроншель был бы наверняка ужасным сорванцом! А вот что я придумала!.. Давай, Жерве, будем играть в Дюроншеля, как будто он с нами учится — понарошку. Мы будем вовсю проказничать, а вину сваливать на Дюроншеля, тогда никто не будет нас ругать! Жиль! Валентин! Скорее сюда! Сейчас мы позабавимся!

И тут началось! Невидимка Дюроншель перевернул весь класс вверх дном. Рисовал плешивых чертенят на доске, подсовывал хлопушки под стулья, нахлобучил корзинку на голову учителя Кастиля, и тот еле её снял. Вот за кулисами запела труба: тара-тата! тара-тата!.. И мальчики в домино, словно по сигналу, начали кувыркаться, скакать, прыгать, бросать в публику конфетти, а Флора всё танцевала, порхая вокруг них.

— Кто это сделал? — кричит учитель.

— Дюроншель, сударь.

Учитель убегает за кулисы, труба трубит, и кто-то мрачно провозглашает:

— Дюроншель заболел, Дюроншель ушёл домой, у Дюроншеля свинка.

— Заболел! Ушёл домой! — хором вторят школьники.

Никто уже больше не кувыркался, не прыгал, не танцевал. Все разыгрывали глубочайшее отчаяние. Но вот снова затрубила труба, появился учитель, и все завертелись в весёлом хороводе, окружив его, и запели:

До свиданья, дружок Дюроншель, Дома уши тебе пусть полечат! До свиданья, дружок Дюроншель, Как поправишься, к нам приходи!

Воодушевление Флоры передалось Люка, и он разошёлся вовсю, стараясь растормошить Жиля и Валентина: их хмурые лица не нравились юным зрителям. А под конец он даже выбежал из круга и сделал под аплодисменты кульбит.

— Неплохо, совсем неплохо! — крикнул папаша Кастиль, как только Мили задёрнула занавес.

Люка вспыхнул от удовольствия, но больше всего ему польстило снисходительное одобрение Флоры. Жиль, позёвывая, снимал с себя домино, Валентин взял на руки Лео, задремавшего на куче тряпья. К Люка, ковыляя, подошёл Жерве.

— Я и в самом деле ничего не напортил? — спросил Люка.

— Да что ты?! — ответил Жерве. — Я и сам…

Отец перебил его:

— Э, да этот паренёк куда лучше сыграл свою роль, чем мои сынки-оболтусы. Он просто создан для роли простофиль. Не всякому дано войти в образ, а в тебе… что-то есть.

— Неужели! — воскликнул Люка, несколько обескураженный таким неожиданным суждением.

— Можешь мне поверить, я-то знаю.

— В общем, мне понравилось — пьеска смешная.

Господин Кастиль с гордостью выпятил грудь и, раздувая щёки, изрёк:

— Моё собственное сочинение…

— Да что вы? — удивился Люка. — И вы придумали все эти забавные трюки? Я перескажу пьесу старшему брату и сёстрам. Ну и позавидуют мне сестрёнки, когда узнают, что я выступал на сцене!

— И пусть ваш рассказ пробудит в их сердцах желание посетить наш спектакль, — высокопарно произнёс папаша Кастиль.

— Но мы живём не здесь, сударь, — сказал Люка. — Я приехал в Андели с братом Даниэлем… А который час? — спохватился он.

— Четверть шестого.

— Четверть шестого!.. Брат уже ждёт меня!

Люка торопливо стянул с себя домино и всем по очереди пожал руки. Когда подошёл черёд Жерве, он тихонько шепнул ему:

— Я непременно вернусь. Принесу тебе книгу.

Застенчивая улыбка осветила лицо Жерве.

— Принесёшь… книгу? Правда, Люка?!

— А сейчас мне пора. Выздоравливай побыстрее, и до скорой встречи.

— Люка… подожди!

Но Люка уже был далеко.

III

После представления

В шестом часу жара спала, от Сены потянуло свежестью, и Мили почувствовала прилив сил. После спектакля она снова принялась за стирку. То и дело она поглядывала на дома, на цветущие яблоневые сады — их сияющая белизна напоминала ей серебристый лунный свет.