- Понимаю, понимаю, - с одобрением произнес Гикат. - Должно быть, вы тоже любите "Клуб кинопутешествий", когда там про Бермудские острова?... Так вот, Бермуды - это остатки Атлантиды, ее горные плато. С тех пор там и творится чертовщина, а здесь - ее филиал. Тут специальное место. Каждый ходячая надгробная плита. Вы не представляете, каково это - подбирать утонувших моряков с летучего Голландца. Только представьте: куда ни глянь везде Бермудский треугольник. Люди исчезают, а когда приходят в себя... То есть в себя они уже не приходят. Так вот, просто. Лишь доживают срок. Иногда я чувствую себя архангелом Гавриилом. Да, да! С той, однако, разницей, что меня сослали на Землю за какой-то чертовски человеческий поступок... Понимаете, люди здесь очень странные. Точнее, были когда-то людьми. Вот, например, Антон Павлович, режиссер местного драмтеатра. Видите - вон тот, с ушами?
- Признаться, я не поверил своим глазам, - сказал Русинский. - Так значит, вот он где. А писали, что у него что-то с сердцем, лечится в Москве.
- Ну, тут тоже в каком-то смысле столица, но с сердцем у него полный порядок. Уверяю вас. Или вот Роман Егорович. Гроссмейстер, мастер спорта... Я ходил на его игры еще студентом. И что? Заделался иеговистом-проповедником. Рвался убить Сатану, а потом и на Бога переключился. Все они здесь. В моей тихой гавани.
- Vela negata in pelago meo, - машинально проговорил Русинский (Корабли не появляются в моей гавани - лат., из поэмы Овидия. Прим. авт.).
- Говорят, Овидий в последние годы был очень плох, - посочувствовал доктор.
- Как вы думаете, что конкретно с ними случилось? - спросил Русинский, прикуривая сигарету. Ради этого вопроса он приехал сюда.
Доктор вздернул плечи и лицо его стало будто у куклы с изуверской гримасой, шуткой пьяного дизайнера - Русинский видел такую в квартире Петра и уже не смог забыть.
- Сложно сказать... Хотя, на самом деле, все просто. Вы ведь понимаете: говоря строго, нормальных людей не существует в природе. У природы - одни образцы, у духовной жизни - другие. Одно всегда с другим воюет... Есть только те, кто находится на сохранении, и те, кто увлекся в какую-либо сторону. Это знание и есть самое главное в психиатрии. Не молиться на нормальность, которая совершенно оккультна - ибо латентна по сути своей, как Всевышний брахманистов - а просто хорошо различать все эти сдвиги, которые суть бытие. Степени, причины, оттенки... Ну, вы знаете. Я начал романный цикл об этих людях. Боги мои, тут столько материала.
Русинский потушил сигарету и, пожав Гикату руку, направился во внешний мир.
***
Прошагав пешком около километра до поворота на Николаевскую трассу, Русинский впервые за последние пятнадцать минут услышал звук приближающейся машины. Не задумываясь, он вскинул руку. Черная "Волга" мягко притормозила рядом с ним.
За рулем сидела блондинка вызывающей сексуальных форм. На заднем сидении раскинулся небритый детина, посмотревший на Русинского с доброжелательностью степняка, встретившего в поле бесхозную лошадь.
- В Малкутск? - спросила дама, в волнующем наклоне свесив грудь.
- Туда.
Дама улыбнулась и распахнула дверцу.
...Машина неслась на вызывающей для нее скорости - не меньше ста тридцати в час. Ровная дореволюционная дорога плавно извивалась, пряча в тайге свои изгибы. Русинский молчал; не хотелось разговаривать. После увиденного в больнице он размышлял о слишком разнообразных вещах, часто противоречивых. Закрыв глаза, он вдруг увидел себя стоявшим перед венецианским зеркалом. Стекло отражало букли его парика, кружева манжет и малиновый сюртук, туго застегнутый на руди. Сзади, появившись из анфилады роскошных комнат, вышла женщина дивной красоты в высоком парике, напоминавшем взбитые сливки. Она остановилась за спиной Русинского, обвила его шею нежными руками - и вдруг стиснула его голову с чудовищной силой.
Русинский захрипел и дернулся вперед. Схватившие голову руки последовали за ним. Жлоб за спиной тяжело дышал. В мозгу Русинского пролетело все его детство и какие-то картинки, подобные увиденным во сне. Летящая навстречу дорога исчезла, он уперся лбом в пластмассовый выступ, бардачок распахнулся, оттуда вывалился пистолет и больно ударил его по ноге. Напрягши все мускулы, Русинский с боевым криком рванулся влево. Женщина завизжала и крутанула руль. Раздался удар и скрежет железа. Русинский опрокинулся в небытие.
IV
23 марта 1986 года. 0:05 ночи.
Натужно шумели сосны. Почти омертвевший, но все же не утративший способность соображать, мозг подавал однообразную команду: вперед, на свободу. Застонав, Русинский приподнялся на локте. Голова женщины очевидно, мертвой - скатилась с его плеча и со стуком ударилась о резиновый коврик. Ей пришлось хуже всех. Машина врезалась в ствол сосны левым краем бампера. Автоматически Русинский прикинул, что если бы женщина осталась в живых, вытаскить ее из-под железа пришлось бы целый день.
Выбравшись в открытую дверь, он сделал глубокий вдох и ощупал свои ребра. Несмотря на первые подозрения после отключки, серьезных переломов не оказалось - зато явно наличествовало сильное сотрясение мозга и, скорее всего, не обошлось без внутреннего кровотечения. Русинский нашарил в кармане сигарету и зажигалку и не вставая с земли закурил. Начало тошнить. Отбросив курево, он схватился за крыло машины и сделал рывок. В тот же миг перед глазами вспыхнуло, мгновенно погасло, и наступила ночь.
***
...Легкий толчок в макушке вернул сознание. Поднявшись, он увидел свое тело сверху и не удивился. Вокруг по-прежнему шумели сосны, ветер бросал снежную крупу на разбитый автомобиль с двумя трупами внутри. Русинский почувствовал, что неизвестное и мощное притяжение влечет его за собой, и сопротивляться было бесполезно. Все случилось в один миг, и вот он уже летел в центре завихряющегося пространства, свернувшегося словно труба.
Полет захватывал, как любовь, но внезапно пространство распахнулось в очень светлое место и ему стало необыкновенно хорошо. Прямо перед ним расстилалась широкая лестница, сиявшая, как все в этом месте, очертания и фигуры которого расплывались в море огня. В конце лестницы горел костер; там, собравшись кругом, сидели несколько мужиков в белых одеждах и стройно пели песню. Русинский сделал несколько продвижений - ибо шагами это трудно было назвать - и поднялся наверх. Мужики грянули с особой силой:
Вррррагу не сдается великий Христос,
Ниррррваны никто не желает!
Русинского обволокло теплом и почему-то гордостью за поющих. Свет наполнил его таким восторгом, что он готов был распространиться во всю Вселенную.
Из полыхавшего впереди огненного тумана вышел ангел с ослепительно блиставшей львиной гривой и в белом с синим, под цвет небес, камуфляже. Через его плечо был перекинут ремень золотистого АК-74. Ангел поманил Русинского.
Вместе они вышли в поле, геометрически безупречным квадратом усталенное палатками, и по неестестественно прямой улочке, сразу навеявшей воспоминания о казарме и неизбежном дембеле, проследовали в центр лагеря. Над центральной палаткой развевался пурпур знамени с надписью:
ПЕРВЫЙ АНГЕЛЬСКИЙ ЛЕГИОН
Слава легату Господа Императора архистратигу Михаилу!
Внутри палатки стояли деревянный стол и скамейка. Ангел присел и жестом пригласил Русинского последовать его примеру.
- Куришь? - спросил архангел Михаил, ибо это был он.
- Курю, - покаялся Русинский.
Михаил запустил руку в карман и вынул длинную сигару.