Нужно отсюда сваливать.
Я должна. Не хочу провести остаток жизни в тюрьме, а они так и норовят довести меня до двойного убийства. Вокруг слишком много свидетелей. Нет уж, спасибо.
Я пулей возвращаюсь в комнату, одеваюсь, хватаю рюкзак с камерой и выхожу на ужасно холодную в конце декабря улицу. Эштон и Мал валяются на диване и в кресле, где я их оставила. Выхожу к зеленым холмам, покрытым мхом и голыми деревьями, и направляюсь по каменистой тропке, ведущей от дома Мала к главной улице.
Вставив наушники, впитываю в себя слова «Drunken Lullabies» группы Flogging Molly. По пути в деревню пинаю пустые пачки из-под чипсов и раздавленные банки от содовой. Ненавижу это место. Нужно просто купить билет и свалить в Англию к Кэлу.
От этой мысли на ухающем сердце становится легче. А вот это уже обнадеживающие перспективы. Остановлюсь в доме родителей Каллума. Они живут в графстве Суррей, в деревушке под названием Вирджиния-Уотер. Я видела фотографии их поместья, которое превращает Букингемский дворец в студию в Уильямсберге10. Жаль, но мое там присутствие никак не поможет карьере.
Я разговаривала по телефону с его матерью. И с сестрой Лотти. Обе показались милыми, добрыми, жизнелюбивыми и психически здоровыми.
Психически здоровыми. На это и намекала Саммер, когда толкала меня в объятия Каллума. Сделала мысленную пометку поболтать с ней. Я обещала звонить каждый день, но пока всего лишь несколько раз ей написала. Обещание свое я уже нарушила.
Я бы многое отдала, чтобы поговорить сейчас с кем-нибудь, но не хочу беспокоить Каллума по пустякам. Нужно успокоиться, быстренько глотнуть кофе, а потом вернуться и поснимать тех клоунов. И убрать в фоторедакторе все доказательства того, что Ричардс употребляет наркотики.
В кармане вибрирует телефон, и, вытащив его, я вижу, что звонит моя мать. Вздохнув, убираю мобильник обратно. Я же доходчиво объяснила, что у меня все хорошо. Сообщила ей об этом, отправив два письма по электронной почте. Неужели она осуждает меня за то, что я не хочу с ней разговаривать? Мама только и делает, что внушает мне чувство вины за эту поездку в Ирландию.
Оказавшись в деревне, я покупаю в газетном киоске пачку жвачки. Засунув руку в карман, чтобы сбагрить мелочь, слышу за спиной бормотание. Две девушки примерно одного со мной возраста — может, чуть старше. Я не поворачиваюсь, даже услышав, что у одной из них акцент жительницы северной части Англии. Предполагаю, Ливерпуль, хотя из меня тот еще знаток.
— … вряд ли это она.
— Мэйв, посмотри на ее шрам. Это она.
— Она же вроде американка.
— Я слышала американский акцент.
— Не неси чушь! С чего бы ей...
Украдкой бросаю на них беглый взгляд, почти незаметно — только чтобы посмотреть, как они выглядят.
Наверное, это подруги Кэтлин. Возможно, они знают обо мне через Мала, который рассказал людям о моем родимом пятне, хотя знал, как я его стесняюсь. В любом случае так обсуждать человека — признак дурного воспитания. Во всяком случае одна из них — длинноногая блондинка со знакомым английским акцентом — не в том положении, чтобы бросать в меня камень, учитывая, что она спит с женатым мужчиной.
Хватаю салфетку с кассы, запихиваю ее в карман, поворачиваюсь и дарю им улыбку.
— Отвечу вам прямо: да, я — это она. Что вы обо мне слышали? Что я увела Мала у Кэтлин? Что моя мама — стерва? Что мой почивший папа-алкоголик носа к нам не казал? Была, слышала, так что добавлю к изобилию слухов еще один. И тоже правдивый, так что слушайте внимательно: следующие два месяца я живу вместе с Малом. В одном доме. Но я не собираюсь трахаться с мужем вашей подруги. Не хочу иметь с ними ничего общего — так Кэтлин и передайте.
И, очевидно, всей деревне. Никуда не деться: благодаря премилому хозяину дома, в котором живу, я пария в этом богом забытом городишке.
На их лицах истинное изумление, рты раскрыты, глаза забавно вытаращены. Блондинка одета в узкие белые джинсы и широкое розовое пальто из искусственного меха. Ее подруга — фигуристая брюнетка маленького роста — в фермерские ботинки и бомбер кислотно-зеленого цвета. Обе девушки держат в руках стаканы с дымящимся кофе.
— Да как ты смеешь так говорить о Кэтлин! — выйдя из ступора, с пафосом восклицает блондинка.
Забывая о том, что вообще-то она спит с мужем Кэтлин.
— Осмелюсь предположить, что ты приехала за наследством отца?
Что? Зачем приезжать сюда спустя восемь лет после его смерти?
— Меня не интересуют деньги умершего отца, — отрезаю я.
Лучше бы отец был без гроша в кармане, чтобы люди перестали обвинять меня в том, что я претендую на его состояние. Неудивительно, что Мал так ненавидит деньги. Люди думают только о них.