— Слоны, гады! Самая большая сила природы со времен динозавров! Юху! — горланит он.
Я закрываю рот ладошкой, пряча улыбку.
— Вообще-то ты забыл о голубых китах. Это они самые большие животные на Земле, — бурчит его помощница — та девица, что совала Малу свой номер. Она идет рядом со слоном вместе с остальной свитой Эштона.
— Да, но я о млекопитающих, — фыркает Эштон.
— Киты и есть млекопитающие.
Эштон испускает истошный крик:
— Ну вот вообще класс! А теперь живо спустите меня вниз с этого вонючего придурка. Они все равно похожи на морщинистые синюшные яйца.
Я кликаю на иконку, закрывая видео, и стараюсь не обалдевать от двух миллионов просмотров на боковой панели.
Я поворачиваюсь к Малу.
— Ты бледный как смерть.
Проявлю немного сочувствия и заведу разговор о салфетке попозже. Судя по его виду, Мал сейчас не жаждет вступать в дебаты. Моя основная цель — убедиться, что в ближайшее время он не выйдет за порог этого дома. На улице вспыхивает молния, по крыше барабанит дождь. На секунду гаснет свет.
Опять эта сверхъестественная чушь.
— Твое здоровье. — Мал поднимает чашку с чаем и делает глоток.
Я обхожу барную стойку и прижимаю ладонь к его лбу. Он горит.
— Ты никуда не пойдешь, — шепчу я.
— Боюсь, я не спрашивал разрешения, Рори.
— Не пойдешь, — настаиваю я и вытираю пот с его лба. — Ты там умрешь. А я застряну тут одна-одинешенька. То еще удовольствие.
Я пытаюсь шутить, но забываю о Кэт. Это ужасный момент. Как она умерла? Она болела? Ты заботился о ней? Пока не выясню, стоит быть более осторожной в высказываниях.
— Ты не одна. — Мал миролюбиво клюет меня в лоб. — На чердаке живут мыши.
— Мал, — предостерегаю я, заметив, как он смотрит на лежащие между нами ключи, и качаю головой. — Пообещай, что никуда не пойдешь.
— Что я говорил по поводу обещаний, Рори? Я даю их только, если намереваюсь сдержать. А ты? — Снова кашель.
Есть только одно место, где ему нужно сейчас находиться. В постели.
Мал прав. Гостиная не место для сна, и именно я виновата в том, что сейчас он в таком состоянии. Мне надо было лечь в спальный мешок в его теплой комнате. Но я настояла на том, чтобы мы ночевали в разных комнатах. Теперь он больной как собака, потому что пытался мне угодить.
Я хватаю ключи, отворачиваюсь и, умчавшись в комнату Эштона, запираюсь изнутри. Мал бежит за мной по пятам, но я захлопываю дверь, и он бьет по ней и рычит:
— Рори!
— Ложись в постель! — кричу я в ответ.
— Мне нужно ехать.
— Тебе противопоказано ехать в таком состоянии. Мал, мне все равно, к кому ты собрался. Ты не пойдешь. Если хочешь, могу позвонить и извиниться от твоего лица.
Слышу, как он трется лбом о деревянную дверь, опускаясь на корточки. Наверное, так выбился из сил, что стоять не может.
Мал с горечью смеется:
— Очень я сомневаюсь, что тебе будут рады.
Ой. Он снова придурок.
— Кто это? — деланно равнодушно спрашиваю я, однако мой голос нервно прерывается на полуслове.
— Рори, дорогая, я не шучу.
— Мал, тебе нельзя выходить из дома. Только если к врачу, но в таком случае за руль сяду я.
С той стороны двери молчание. В первую минуту я полагаю, что он обдумывает мое предложение. Во вторую подозреваю, что он потерял сознание. Я нерешительно открываю дверь, смотрю по сторонам, но Мала и след простыл.
Нахмурившись, выхожу из комнаты.
— Мал?
Бегу в гостиную. Входная дверь слегка приоткрыта. Нет, он же не...
Ключи у меня в руке, идет сильный дождь — вряд ли он только что ушел. Мечу взгляд в сторону барной стойки. Торта нет. Подарочного пакета тоже.
Господи.
Прямо в пижаме я запрыгиваю в машину и отъезжаю от дома. Вижу, как с тортом, завернутым в пластиковый пакет, Мал идет по обочине. Он промок до нитки. Я замедляю скорость и опускаю окно.
— Мал! — ору я.
С волос на лицо ему стекает вода. Брови решительно нахмурены. А еще он неестественно синего цвета.
— Садись в машину! Отвезу тебя, куда пожелаешь.
— Нет, спасибо.
— Мал!
— Рори, возвращайся домой.
— Пожалуйста. Я не знала...
— Домой. — Он останавливается, поворачивается и решительно на меня смотрит.
Категоричность, с которой Мал произносит это слово, ранит в самое сердце. Куда бы он ни направился, мне там действительно не рады.
— Тебе со мной нельзя, а я пойду, чего бы это ни стоило. Поэтому все, что тебе остается, это ждать меня дома. Только зря тратишь мое время. Пока я, стоя под проливным дождем, уговариваю тебя не идти за мной — это целая минута, когда я реально стою под дождем, и мне становится только хуже. Понимаешь, к чему я клоню?
Почему он такой суровый? Такой грустный? Такой… злой? Вчера он вел себя совсем иначе, и я ни капли не верю, что виной тому разыгравшаяся с утра простуда.