В моей речи проскальзывает тон плохого полицейского из Нью-Джерси, и я начинаю огрызаться. Я заправляю края одеяла под матрац, снова загоняя его в кровать.
Мал не отвечает, просто закрывает глаза. Его грудная клетка едва двигается. Я встаю и иду в спальню Ричардса за еще одним пледом.
Когда я возвращаюсь, Мал выглядит мертвенно-бледным.
Я подношу палец к его ноздрям. Мал еще дышит, но слабо. Кожа покрыта испариной. Все мое тело застывает.
Живи. Я не могу потерять и тебя.
— Да пошел ты. — Чувствую, как глаза наполняются слезами, и начинаю раздеваться.
Малу нужно тепло человеческого тела. Ему нужно тепло тела, и впервые за долгое время мне действительно не холодно. Кровь кипит от ярости из-за того, как он с собой обошелся. И как я обошлась с ним. Я роняю свою одежду у кровати, оставшись в одних белых хлопковых трусиках, и ложусь рядом. День сегодня выдался такой суматошный, что я так и не надела лифчик и не почистила зубы.
Думаю, Мал уже вырубился и даже не осознает, что я переворачиваю его набок и закидываю на него руку и ногу. Чувствую, как глухо и еле-еле бьется его сердце рядом с моим, пытаясь держаться на равных с остальными органами. По моим щекам стекают жгучие слезы.
Все летит в тартарары. Саммер оказалась права. Я лежу с ним в постели голая, но совсем по другой причине. Я не позволю Малу умереть во имя моей верности Каллуму. Ричардс в бегах, мой парень в другой стране, Мал — вдовец (и, возможно, психически болен). И представьте себе! Он сохранил салфетку, и меня преследует огромная тайна, но я не могу выпутаться из этого облака лжи и обмана, которое неотступно следует за каждым моим шагом в Ирландии.
Я растираю его мускулистые руки: вверх-вниз, вверх-вниз. Прижимаю лоб к его губам, чтобы проверить дыхание и температуру. Пульс медленный, дыхание прерывистое. Задумываюсь, не взять ли его телефон, чтобы кому-нибудь позвонить.
Я пою ему колыбельную, которую мне пела в детстве мама, когда укладывала спать. Честно. Это самое чудесное, что она для меня делала. Песня всегда успокаивала и убаюкивала.
— О, дуют ветры над океаном и деревьями, и морями, и вечно неусыпной пташкой.
Мал стонет с закрытыми глазами. Подает признак жизни.
— Рори?
— Да? — с надеждой спрашиваю я.
— Дорогая, ты ужасно поешь. Пожалуйста, замолчи.
Он снова вырубается, а я лежу, обвивая его своим телом и чувствуя каждой клеточкой, и трясусь от смеха.
— Ну и заноза же ты, Доэрти, — бурчу ему в грудь.
По его гладкой смуглой коже пробегают мурашки, и я улыбаюсь. Вряд ли он меня слышит, но я знаю, что мурашками он так реагирует на мою фразу.
— Какой же ты упертый, — вздыхаю я и, сказав это, понимаю, что в меня действительно кое-что упирается.
Одна моя нога закинута на его ногу, а его пенис прижимается к моей промежности. Даже через его трусы чувствую, что он горячий, бархатистый и набухший. Меня пробивает дрожь, и я закрываю глаза, чувствуя приятное возбуждение. Открываю глаза и снова смотрю на него. Но он не притворяется. Мал спит мертвецким сном.
И теплеет. Благодаря мне, Снежной королеве.
— Конечно же, ты возбуждаешься, когда я говорю такое. У тебя всегда было странное чувство юмора, — запоздало замечаю я.
Мал тихонько похрапывает, обмякшим от сна телом накреняясь назад, но я еще не готова его отпускать. Обхватив Мала посильнее, прижимаюсь к нему бедром.
— Мал, пожалуйста, поправляйся. Пожалуйста-пожалуйста, и тогда я смогу петь тебе колыбельные, которые ты ненавидишь, читать твои песни, отчитать тебя за салфетку и закидать миллионом вопросов.
Не понимаю, зачем я это говорю. Ясно как божий день, что Мал не ответит. Каким-то образом мне удается задремать в его объятиях. Я слишком устала, чтобы сейчас идти за едой, которую оставила на кухне.
Просыпаюсь через пару часов. Небо устлано низкими черными облаками, но ночь еще не наступила. Я смотрю на лицо Мала. Кажется, он мирно спит, лицо снова обрело краски. Хорошо то, что он очень-очень горячий и потный. Он поборол лихорадку, его волосы прилипли ко лбу и шее.
Удивительно, но член у него по-прежнему стоит. Ладно, пора выползать из постели, звонить Каллуму и сообщить, что я еду в Англию. Ни за что не останусь здесь, пока Эштон на другом континенте, а Мал возбужденный, красивый, свободный и хранит салфетку. Может, мама и не подарок, но это не значит, что она не права. Мал — проблема, а я уже не так фанатею от проблем, как раньше.
Я пытаюсь вылезти из-под него, но понимаю, что теперь он обхватывает меня рукой, а не наоборот. Я подползаю к краю, но Мал крепко хватает меня за руку. Я охаю и поворачиваюсь.
С закрытыми глазами он ухмыляется.