Я, конечно, все равно бы ушла от тебя.
Мне здесь делать нечего, – Елисафета произнесла резко.
Жар в груди и огненная лава внизу живота не позволяли сдерживаться.
— Пифия Кассандра будет довольна твоим появлением, – в голосе Аделаиды промелькнула грусть.
— Я вам, что, переходящая амфора, с которой вы развлекаетесь.
— Почему бы ты и не амфора? – Аделаида засмеялась.
— Все, я ухожу, – Елисафета топнула ножкой по мягкому ковру.
— Уходи, что же ты ждешь, Елисафета?
— Ухожу, – Елисафета снова топнула, но осталась стоять на месте. – Уйду, когда узнаю от тебя о своем будущем.
— Твое будущее мне не видно, – Аделаида провела ладонью по лицу, словно снимала слезы со щек.
— Я так и думала, так и знала, что ты не видишь мое будущее, – яд капал с языка Елисафеты. – Все вы гадалки – гадаете по мелочам, рассказываете прошлое, заглядываете в никому не интересное будущее, а как только доходит до конкретного человека, когда нужно, вы отвечаете, что будущее скрыто.
— Что поделать, – Аделаида и на этот раз не стала возражать.
Ее согласие еще больше разозлило Елисафету.
Это была злость без ненависти, злость – больше на саму себя, что она, Елисафета, не может пробиться через Аделаиду.
— Ну, хоть немного из моего будущего, – Елисафета сорвалась на просьбу, почти умоляла.
— Будущее? Будущее – не меняется, меняется прошлое.
— Может быть, наоборот – меняется будущее, а прошлое – прошло, оно неизменно? – Елисафета переспросила.
— Я жила в семье ведьмы.
У нее была родная дочь Жаклин, которую ведьма очень любила.
Жаклин – неземной красоты, добрая сердцем.
Да и я тоже красотой блистала.
Однажды я купалась в чистейшей воде ручья.
Когда вышла, то подставила тело солнышку.
Капельки алмазами стекали по моей шелковой коже.
Задерживались на кончиках грудей, спускались в ложбинку между ног.
«Аделаида, – Жаклин опустила головку на мое плечо. – Ты поразительно красивая».
Когда мы утомленные вернулись домой, то нас очень неприветливо встретила ведьма.
Она заперла меня в сарае, а сама с Жаклин ушла в жилище.
В сарае не было задней стенки, поэтому я без труда освободилась.
Подкралась к дому и подслушивала.
«Жаклин, ты сегодня восхищалась телом Аделаиды».
«Да, матушка, у нее прекрасное тело».
«У тебя же тело лучше, ты красивее».
«Не спорю, матушка, но это не мешает и Аделаиде быть красавицей».
«Подожди ночи, я тебе дам ее тело».
«Как же, матушка, ты дашь мне тело Аделаиды?
Ей самой нужно ее тело».
«Сегодня ночью, когда вы ляжете спать, то я приду и отрублю ей голову, – ведьма захохотала.
Голос у нее грубый, мужской. – Ты позаботься, чтобы Аделаида легла с края.
Сама же спрячься за ее спиной и притаись».
«Я не допущу, чтобы ты убила человека, – Жаклин вскричала. – Человек – величайшая ценность на земле».
«Дочь моя, ты, что, влюбилась в Аделаиду?»
«Почему бы и нет, матушка?»
«Но она тебя не любит.
Она никого не любит».
«Мне все равно.
Главное, что она есть у меня, и что я ее люблю».
«Тебе все равно, и мне все равно надо ей отрубить голову», – ведьма решила.
Жаклин рыдала, долго ее уговаривала не творить зло.
Но старуха не соглашалась с дочерью.
Мы вечером с Жаклин легли в одну постель.
Жаклин была необычайно нежна со мной и ласкова.
Иногда ее нежность срывалась, и Жаклин целовала меня жадно, с неистовой страстью.
«Аделаида, – Жаклин прошептала, когда мы утомленные ласками тяжело дышали. – Сегодня ночью моя мать ведьма собирается отрубить тебе голову.